выборку, я бы отметил таких влиятельных лидеров, как Осей Туту из Асанте; правитель Лози, известный как Леваника; правитель Великих Моголов Акбар; афинские реформаторы Солон и Клейстен; Юлий Цезарь и Август из Рима; основатель династии Мин, император Хун-ву; и Тлакаэлель, главный архитектор того, что Рудольф ван Зантвейк (1985) называет "ацтекским устройством". Эти люди были необычайно способными мотиваторами, которые могли поддерживать преданность принципам кооперации, но в то же время они обладали практическим пониманием того, как построить работоспособные институты сотрудничества.

Но всегда ли сотрудничество зависит от необычайно одаренных и харизматичных лидеров? Упоминая о влиянии выдающихся лидеров, оказавших влияние в нескольких конкретных случаях, я не преследую цель пропагандировать достоинства того, что раньше называлось теорией истории "великого человека", и не сбрасываю со счетов возможность того, что давление на социальные изменения может исходить от основания общества. Во-первых, хотя отдельный человек может стимулировать перемены, успех возможен только при наличии благоприятных условий. Кроме того, некоторые эпизоды коллективных действий разворачивались без влияния какого-либо особо мотивирующего индивидуального лидерства, например, в истории Венецианской республики. Я упоминаю пример великих лидеров только для того, чтобы подчеркнуть, что, игнорируя историческую обусловленность, наши теории будут иметь ограниченную полезность. Соответственно, целью здесь является не открытие законов, а разработка так называемых "объяснительных статистических моделей". Эти модели ограничивают нас в выявлении закономерностей, тенденций и вероятностей, но, несмотря на свои ограничения, они представляют собой достоверный источник знаний. Это так, потому что они выявляют вероятные причинные факторы на основе методов, основанных на эмпирических наблюдениях и сравнительном анализе, освобождая нас от зависимости от абстрактных математических формулировок или упражнений в чистой дедуктивной логике, оторванной от нюансов и сложностей реального человеческого опыта.

 

Понимание причинности

Поиск объясняющей статистической модели начинается с того, что исследователь определяет переменные, которые, по его предположению, могут быть вовлечены в цепочки причинно-следственных связей. Часто переменные выбираются на основе предшествующей теории, но не всегда - иногда приходится заниматься исследовательским поиском закономерностей, которые могут отражать причинно-следственные связи, или отслеживать догадки, которые могут не соответствовать существующим теориям. Затем выявленные переменные должны быть переведены в разряд "оперативных", что требует разработки метода преобразования качественной информации (описательных данных из исторических, археологических, этнографических или других источников) в количественные показатели, пригодные для сравнительного или диахронического анализа. Статистический анализ полученных количественных данных облегчает выявление взаимодействий между переменными, количественную характеристику случаев (изучаемых обществ) и, с помощью этих показателей, предварительную оценку гипотез. К счастью, статистики разработали методы поиска закономерностей и проверки теорий, о которых я расскажу ниже. Некоторые из этих методов позволяют оценить статистическую значимость взаимодействий переменных. Таким образом, можно оценить, насколько часто наблюдаемая закономерность может возникать только по воле случая и без необходимой причинно-следственной связи между переменными.

Когда исследователь чувствует уверенность в том, что причинно-следственная закономерность выявлена и что она не является случайностью, аналитик предлагает определить природу причинности - всегда ли переменная A предшествует переменной B и является ее причиной (простая линейная причинность), или A и B взаимно взаимодействуют (взаимная причинность), или A и B вовлечены в причинно-следственные цепочки с другими переменными (многомерная причинность)? Глубокие трансформации социальных или иных систем могут произойти, когда в последних ситуациях взаимной или многомерной причинности "толчок" ("первопричина") инициирует эпизод, в котором множество переменных взаимодействуют друг с другом во взаимно усиливающемся паттерне - на системном жаргоне это "усиливающий отклонение взаимный причинно-следственный процесс".

В этой главе я анализирую один из таких взаимоусиливающих паттернов, который я назвал "коактивным каузальным процессом". Это процесс, включающий в себя взаимные причинные взаимодействия между коллективными действиями, коммерциализацией, материальным уровнем жизни, демографическими изменениями и интенсификацией производства. Я также предварительно определяю главных движущих сил, которые, по моему предположению, могли дать первоначальный импульс, приведший в действие коактивный процесс. Чтобы начать обсуждение, моя первая задача - проиллюстрировать воспроизведение процесса совместного действия в процессе становления европейской современности, а затем проиллюстрировать аналогичные модели изменений в других местах, в которых можно выявить высокий уровень сотрудничества.

 

Коактивный причинно-следственный процесс

Наличие высокой реальной заработной платы (в неовавилонской и раннеахеменидской Месопотамии и классических Афинах) "не поддается никакому прямолинейному объяснению". (Walter Scheidel 2010: 457)

Шейдель недоумевает по поводу экономического роста в Месопотамии и классических Афинах, поскольку он противоречит преобладающим теориям экономических изменений. Грегори Кларк (2007) приводит пример господствующей теории, когда утверждает, что все человеческие общества до начала индустриализации в Европе, около 1800 года н. э., попали в "мальтузианскую ловушку". Низкий уровень технологических инноваций в сочетании с высокой рождаемостью препятствовали реальному экономическому росту, то есть росту, опережающему увеличение численности населения. По мнению Кларка, западноевропейцы избежали этой ловушки благодаря как инновационным производственным достижениям промышленной революции, так и снижению рождаемости. Технологические и демографические изменения открыли путь к "Великому расхождению" от предполагаемого экономического недуга и низкого уровня жизни, сохранявшихся со времен палеолита.

В этом утверждении есть доля истины, особенно если мы, как это часто делают теоретики мальтузианской ловушки, сосредоточим наше внимание на потреблении энергии на душу населения. Очевидно, что с появлением ископаемого топлива и других видов энергии, субсидирующих производство, транспорт и другие виды использования, эта метрика действительно демонстрирует значительные изменения после 1800 года. Однако представление о мальтузианской ловушке кажется преувеличенным. Недавние исследования обществ доиндустриального комплекса выявили исторические эпизоды заметного экономического развития, не связанные с индустриализацией, которые включали растущую коммерциализацию, увеличение производства и повышение материального уровня жизни - все это указывает на реальный экономический рост. Например, Кеннет Померанц (2000) выделяет регионы позднеимперского Китая, которые были гораздо более экономически развитыми, чем европейские регионы раннего Нового времени, а Джек Голдстоун (2002) выявляет эпизоды экономического "расцвета" за пределами Европы, в том числе в классических Афинах и китайской династии Цин с 1680 по 1780 год. Роберт Аллен (2001) и другие историки экономики обнаружили свидетельства роста доходов и уровня жизни в Англии, начиная с XVI века, задолго до Великого расхождения.

Но как можно добиться изменений от того, что Роберт Лопес (1976: 56) называет "аграрным равновесием", к состоянию "коммерческой неугомонности", кроме как в условиях технологической современности? В этой главе я предлагаю один из возможных объясняющих факторов: институциональное строительство для коллективных действий в государственном строительстве. Я могу предложить это только потому, что важной целью сравнительной работы, о которой рассказывается в этой книге, было построение расширенной теории коллективных действий, включающей в анализ множество контекстуальных переменных, в том числе географию, демографию, агроэкологию и такие экономические переменные, как коммерческая деятельность и материальный уровень жизни. На основе этих