Но Трист не интересовался такими глупостями.

–  Значит, ты можешь создать живое существо просто для того, чтобы убить кого-нибудь?

Прошло некоторое время, прежде чем она ответила, по-прежнему не меняя позы и не сводя глаз с лампы, так что он не знал, как она отнеслась к его вопросу.

–  Да, конечно. И наверное, вам интересно знать, почему я это сделала.

Трист ждал продолжения.

И она продолжила:

–  Гхуда много болтал в постели. Спальня шлюхи ведь похожа на исповедальню, вы бы удивились, узнав, сколько тайн доверяют мужчины женщинам вроде меня. Конечно, он был не совсем трезв, когда его вдруг понесло на тему беженцев: как они позорят наш город и мешают планам Совета. Он называл их паразитами и говорил, что они должны умереть раньше, чем высосут нашу казну досуха. А еще они распространяют заразу, которая угрожает выживанию нашего города, и он с советником Боллом и другими придумал некий план их удаления. Было совсем нетрудно понять, что он имел в виду, Трист, и я просто не могла позволить ему продолжать. Не могла дать ему уничтожить столько невинных жизней.

Триста тревожило, что она может знать о секретах Уртики и о его собственной причастности к ним.

–  Есть ведь и другие способы решить эту проблему. Например, поставить в известность инквизицию.

–  Думаете, я совсем глупая? Думаете, вы могли бы что-нибудь сделать? Да еще полагаясь на слово проститутки?

Значит, Уртика в безопасности.

Трист испытал чувство огромного облегчения.

–  Это не значит, что ты можешь убивать кого вздумается, вопреки древнейшим законам нашего города.

–  Полагаю, вы меня арестуете? – сказала она, глядя в пол.

Он подумал об этом, но решил иначе. Эта женщина определенно может быть ему полезна. Потом-то он, конечно, упечет ее за решетку. А пока пусть поможет ему поквитаться с Джеридом – ничего серьезного, так, небольшая интеллектуальная забава, месть за то, что тот блокирует его продвижение по карьерной лестнице. Заодно и восстановленная справедливость – око за око.

Трист еще раз оглядел ее полотна:

–  Значит, ты можешь нарисовать что угодно, а потом оживить?

–  Я могу попытаться, – ответила она взволнованно. – Что именно вы хотите? Разве вы меня не арестуете?

–  Вот что я тебе скажу, – продолжал Трист. – По-моему, ты женщина разумная, вот я и решил оставить тебя на свободе при условии, что ты окажешь мне небольшую услугу.

–  Какую… услугу?

–  Я не хочу секса с тобой, Туя, твое искусство – вот что меня интересует.

–  Мое искусство?

–  Я хочу, чтобы ты нарисовала для меня женщину. Сможешь оживить ее на время?

–  Я уже давно людей не рисовала.

–  Она не человек, а румель. Если не сможешь, я посажу тебя в городскую тюрьму, будешь сидеть там и ждать казни.

–  Зачем она вам?

–  Прежде всего ты должна сделать так, чтобы она слушалась только меня, всю свою короткую жизнь. И еще ты должна нарисовать ее в точности такой, как я опишу ее.

–  Похоже, выбора у меня нет?

–  Нет, конечно. И ты ни одной живой душе не скажешь ни слова, если, конечно, еще хочешь жить.

–  И как должна выглядеть эта женщина?

Трист стал подробно описывать ей жену Джерида.

Она могла обратить камень в расплавленную лаву, морскую воду – в ледяные статуи, могла заставить растения стать размером с дом в считаные часы. Она могла затопить землю потоком огня и так же быстро потушить его.

Но найти Дартуна Сура, годхи ордена Равноденствия, не могла.

Сидя во тьме и тишине своих каменных палат, Папус мрачно обдумывала ситуацию, сложив ладони домиком и глядя в пол.

Она не поделилась с красноглазым командующим всеми своими тревогами касательно того, что задумал Дартун. Она не сомневалась, что именно он поднял мертвых. Весь вопрос в том, сколько живых мертвецов ходит сейчас по земле по его милости и каких от этого ждать последствий?

Папус знала о Дартуне почти всю жизнь; с тех самых пор, как вступила в орден Даунира, до нее непрерывно доходили слухи о его странном образе жизни и злоупотреблении технологиями древних. Ей самой не было равных в обращении со старинными реликвиями, – по крайней мере, так она считала до недавнего визита Верэйн. Годами она взбиралась по иерархической лестнице своего ордена, наблюдая, как вокруг нее гибнут от несчастных случаев коллеги, неаккуратно обошедшиеся с той или иной реликвией, – в их числе и ее великая любовь, человек, на бегство с которым она надеялась. Главное для нее было сохранить лицо, остаться культисткой, ведь вся ее семья с незапамятных времен из поколения в поколение принадлежала к одному и тому же древнему ордену, старейшему из всех. Все ее живые родственники давно уже находились в отставке на Исле, острове, изолированном от остальной империи. Лишь она одна по-прежнему жила в Виллджамуре, где трудилась наперегонки с другими, чтобы только не отстать, не быть хуже.

И все же Папус любила свою работу. Она нуждалась в возбуждении, испытываемом ею при мысли о том, что в один прекрасный день она может открыть что-нибудь такое, что позволит ей лучше понять устройство вселенной или хотя бы немного поспособствует развитию цивилизации.

Оказывается, все это время Дартун тихо трудился в ее тени и посмеивался над ней.

Об ордене Равноденствия давно уже ходили разные слухи. Его члены пользовались дурной славой. Их этика подвергалась сомнению. Но, зная, как любит Дартун развивать свой собственный миф, она старалась до поры до времени не обращать внимания на всю эту ерунду.

Но теперь он зашел слишком далеко.

Он подделал живую материю, а это уже преступление против общества. Если он начал поднимать мертвых, его надо остановить, и как можно скорее. Если та девчонка, Верэйн, не врала, он пытается повлиять на расстановку сил во Вселенной. Среди культистов существовало правило, древнее, как сам город: во всех сомнительных случаях советоваться с коллегами.

Если орден Даунира не отреагирует на ее требования прекратить любую деятельность, связанную с оживлением мертвецов, это будет равносильно объявлению войны.

Все вдруг страшно усложнилось.

Она вздохнула. Как просто все было много лет назад, на Исле, во времена ее молодости. Населенный культистами, остров не походил на другие острова архипелага ни строением, ни флорой, ни фауной. Начать с того, что климат там был более теплым. К тому же живущие на Исле приверженцы самых разных культов оказали на него сильное воздействие магией и реликвиями. И теперь остров мало чем напоминал себя прежний, каким его создали когда-то дауниры. Зеленые луга, поросшие сочной травой, хребты огненных гор, белые полумесяцы прекрасных пляжей, рощи листопадных деревьев, расцветающих и сбрасывающих листву в соответствии с ритмами искусственно организованных времен года. А главное, голубая ширь небес, видимая с горных вершин хоть зимой, хоть летом. Все ордены имели право пользоваться землей на этом острове. Усадьбы, принадлежавшие им, были разбросаны по острову, где по одной, где группами, напоминавшими деревни. Их жители могли заниматься сравнительным изучением реликвий в относительном одиночестве.