Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну… – Трист задумался над поставленным вопросом, отчаянно пытаясь воскресить в памяти занятия по путаному древнеджамурскому праву. – По-моему, это будет считаться попыткой массового истребления собственного народа, свободных людей Джамурской империи. И тогда ее лишат титула, по меньшей мере, а может быть, и казнят. Но тут многое зависит от… Не будет ли это расценено как попытка переворота? И как мы привлечем на нашу сторону армию?
– Военные не служат непосредственно Рике. И Джохинну тоже не служили – они исполняют распоряжения Совета во избежание возникновения диктатуры. Вот почему император никогда не доверял военным, кроме командующего Латреи. Не волнуйся, я уже договорился кое с кем из старших офицеров.
Трист почувствовал гордость оттого, что стоит так близко к лидеру овинистов, его доверие буквально вскружило ему голову. Этот человек обо всем успевал подумать. Он вдохновлял его.
– Ну вот, а теперь я скажу тебе то, что должно остаться строго между нами. Когда все будет сделано, я наделю тебя огромной властью, ведь я и сам значительно поднимусь в чине. А ты сделаешь шаг из меньших братьев в старшие, по меньшей мере…
Власть.
Разговор продолжался, но слово висело в воздухе, точно одуряющий аромат. Власти он должен был достичь в инквизиции, но доступ к ней преградил ему Джерид. Именно власти он жаждал всей душой, чтобы показать себя достойным.
– Ваше доверие – большая честь для меня, маг Уртика, – сказал Трист.
– Хорошо. Но, полагаю, следующая тема потребует от нас еще больше приватности. Пройдем?
Стоя на одном из мостов, откуда открывался вид на замороженные шпили и задыхающийся под снегом город, Уртика излагал свой план. Он задумал стремительный маневр, простой и блестящий. Они подделают указ об истреблении тысяч беженцев и поставят под ним подпись Рики. Уртика скажет, что она сама подписала бумагу в присутствии его и Триста как служителя инквизиции, а Трист подтвердит его слова. Он повернет дело так, словно Рика отдала палачам инквизиции приказ приступить к физической ликвидации беженцев. А еще он скажет, что леди Эйр с ней заодно, и подделает ее подпись. Убьет двух пташек одним камнем, образно говоря. Другие овинисты поддержат их, вызвавшись в добровольные «свидетели», а те из них, кто состоит в Совете, скажут, что Рика расспрашивала их о возможностях удаления большого числа мертвых тел из города.
Ах, какое блаженнейшее искусство – умение подделывать подписи!
И тогда заворочаются жернова имперской юридической машины – закон империи гласит, что ни один правитель не властен причинять зло подданным звездного флага, – и Рику с Эйр арестуют. А потом казнят. Канцлер Уртика, герой-разоблачитель, станет новым императором, основателем следующей правящей династии. Джамурской империи придет конец. Начнется империя Уртиканская. И никто даже не заметит, при надлежащей осмотрительности конечно же, как планы Рики по удалению беженцев из-под стен города потихоньку начнут приводиться в исполнение…
Трист испытывал удовлетворение, глядя на город сверху. Гордился своей связью с гениальным магом Уртикой. Несмотря на грядущее Оледенение, Трист вдруг обрел оптимистический взгляд на вещи.
– Какая еще война? – спросил Дартун, жуя галету из овса с медом.
Беседовал он с дрожащим изображением, которое устройство наподобие медной тарелки отбрасывало на чистый снег под ветвями мертвого дерева. Видно было плохо, но голос одного из членов его ордена, оставшихся в Виллджамуре, был вполне узнаваем.
– Папус взяла Гунтара в заложники, – продолжал голос, пока луч света дрожал на снегу. – Она требует твоего присутствия.
Дартун захохотал, потом отправил в рот последний кусок галеты. Смахнул с фулиджинового плаща крошки, не переставая обдумывать свое положение. Воздух был тих, но чем дальше они забирались на север, тем стремительнее холодало, хотя для них это не имело большого значения: самая слабая из их реликвий прекрасно справлялась с колебаниями температуры. Дартун купил собачью упряжку и что-то вроде саней с парусами у одного нечистоплотного торговца на южном берегу Й’ирена, куда добрался по воздуху с помощью своих драгоценных реликвий, – дальше не получалось.
Прошлой ночью ему снилась смерть – по крайней мере, он так думал. В его сне солнце из красного стало серым и мутным, пока не погасло совсем, и улицы какого-то города вокруг него, может быть Виллджамура, погрузились во тьму. Зажглись бесконечные ряды фонарей, и со всех сторон к нему потянулись окоченевшие руки. Тут он проснулся и, как не раз уже бывало раньше, ощутил свою глубокую связь с миром, чувствуя, что и тот тоже близок к концу.
Выше по берегу завыли собаки.
В компании Верэйн и двух своих доверенных адептов, Тоди и Туунга, Дартун шел на северо-восток Бореальского архипелага, прорываясь сквозь поля ледяных торосов, насколько хватало сил. Опасное путешествие, полное рискованных моментов. Тоди был молод, светловолос и непоседлив, ему не терпелось делать дело, что доказывало его преданность. Туунг, напротив, был пожилым лысоватым коротышкой, достаточно повидавшим на своем веку, чтобы стать циничным и завести обыкновение дважды подумать, прежде чем что-то сделать; выражением лица он неизменно напоминал рассерженную черепаху. Однако коренастость обоих и нечто общее в характерах заставляло Дартуна предположить, что они могли быть отцом и сыном.
Продолжать путь можно было лишь на санях, поскольку у него не осталось реликвий, обеспечивавших передвижение. Последнюю он потратил на то, чтобы попасть из Виллджамура на Й’ирен, сэкономив таким образом на путешествии, которое остальные должны были проделать с немертвыми. Но это означало, что он больше не может просто перелететь с одного края острова на другой, а должен ехать на собаках как всякий обычный, непосвященный человек.
– Дело серьезное, – продолжало докладывать изображение на снегу, то становясь четким, то снова расплываясь, так что голос как будто раздваивался. – Она обвиняет вас в нарушении древних законов, запрещающих использование даунирских технологий во враждебных целях. Цитировала нам тут из сводов старых правил, да так злобно, чуть с катушек не сорвалась, но мы были осторожны.
– Ничего страшного, – проворчал Дартун. – Завидует, и все, вреда от нее не будет.
– Сэр, – возразил образ, – Гунтару грозят пытки, возможно даже смерть. Теперь они знают, что вы поднимаете мертвых. Она хочет объединить против нас все секты. Если это случится, нас всех поубивают. Что нам делать?
Он ждал чего-то подобного, догадывался, что Папус поведет себя так, будто она и есть мерило моральных устоев всего архипелага. И лениво подивился, как она узнала про оживление трупов. Тех, чья трансформация так и осталась незавершенной, он просто отпустил. Возможно, не самое мудрое из его решений, но ему не хватало духу их убить, ведь они были почти живыми. Одна беда с этими немертвыми – их разные стадии разложения так непредсказуемы! Но даже те, с кем он потерпел неудачу, отражали его великую цель – создание идеальных неумирающих мужчин и женщин.