У самых зарослей он остановился, всего только на мгновение. Сделав глубокий вдох, он быстро пробормотал молитву, а потом рванулся вперед через папоротники и деревья, стремясь поскорее оказаться на потайной полянке. Она выглядела в точности так, как он представлял ее себе: открытое место, из земли торчат корни и молодые побеги, листья и земля потревожены и кое-где взрыхлены. Вот только людей здесь не было.

Доннел повел факелом по кругу. Никого. Он видел, где они лежали на земле, как животные, расположившиеся на ночлег. Но сейчас здесь было пусто.

Он прошел на середину поляны, слыша, как остальные идут за ним. Свет факелов заметался по сторонам, освещая самые темные уголки.

— Где же они, Доннел? — спросил Патрик. Он тоже отчетливо видел следы пребывания норманнов.

— Не знаю, — ответил Доннел и поднял голову, всматриваясь в заросли деревьев и пытаясь разглядеть за ними что-либо. — Никто ничего не видит? — обратился он к своим людям. Ответом ему стало неразборчивое ворчание.

— Значит, мои собачки преследовали волка, а? — язвительно осведомился мастер гончих, выйдя вместе с егерями на поляну. В его голосе явственно прозвучало торжество. — Полагаю, они знают свое дело, как и я.

— Знали свое дело, — поправил его Доннел. — Собаки знали свое дело. А теперь они все мертвы.

Старший егерь прищурился, явно готовясь отпустить какое-то нелицеприятное замечание, как вдруг один из стражников громко вскрикнул. Доннелу показалось, что он успел выговорить одно-единственное слово, что-то вроде «Сюда!», а затем ночь словно взорвалась вокруг них.

Уж такая Харальду выпала дьявольская удача, что он повалился спиной прямо на торчащий из земли корень. Поначалу, правда, это не имело никакого значения. Откровенно говоря, он даже не обратил на него внимания. Тело его, больное, измученное, усталое, пытающееся любыми способами выгнать из себя отраву, провалилось в сон настолько глубокий и крепкий, что казалось, будто он покинул земную юдоль навсегда. И в таком положении он провел несколько часов, приоткрыв рот и разбросав руки в стороны, с корнем, упирающимся ему в спину.

Пока он пребывал в забытьи, желудок его отчаянно сражался с цикутой, и, хотя враг этот был незнакомый и оттого страшный, Харальд был молод и силен, так что в конце концов победа осталась за ним. Не то что бы это был полный и окончательный триумф — он по-прежнему чувствовал себя слабым и разбитым, — но он победил, а цикута начала отступать.

А там и чары сна стали ослабевать и таять, как снежный покров под дождем, а вместе с тем обнажился и корень. Харальд ощутил боль в спине и пошевелился, но от этого ему стало только хуже. Он застонал. Он еще не совсем выздоровел, и тело его запротестовало, вновь требуя сна, но корень, словно чей-то толстый и назойливый палец, продолжал давить ему в спину.

Харальд перекатился на бок, подальше от наглого древесного отростка, и открыл глаза. Вокруг было темно, и он решительно не мог понять, где находится. Он попытался собрать свои утомленные мысли воедино и упорядочить их, вспоминая недавнее прошлое. Пиршество. Кошмарное ночное путешествие по лесу, когда лишь сила воли отца подгоняла его, заставляя передвигать ноги, а сам он страстно мечтал только об одном — упасть на землю и забыться. Он вспомнил все.

Харальд приподнялся на локте. Вокруг на земле лежали его спутники, распростершиеся в самых разных позах, словно павшие на поле брани, и выглядели они как бесформенные груды одежды и шкур. Здесь, под сенью деревьев, царил мрак, и он с трудом различал лишь очертания их тел, зато отчетливо слышал дыхание и видел легкое движение, и потому понял, что выжил не только он один.

«Отец?» — подумал Харальд и огляделся, но ни один из лежащих не походил на Торгрима. Он с трудом сел, но тут же зажмурился и стиснул зубы, ожидая, когда мир вокруг вернется к прежним очертаниям. Самое худшее было уже позади, но даже то незначительное усилие, которое потребовалось ему, чтобы сесть, вызвало головокружение и очередной приступ тошноты. Он ждал, пока желудок его не успокоился, а круговерть перед глазами не остановилась.

Замерев в неподвижности, он вслушивался в звуки леса и отделял их один от другого, как учил его отец, когда они вместе охотились и выслеживали зверя в лесах Норвегии. Он слышал дыхание своих товарищей и легкий шорох колышущихся ветвей над головой. В сухих листьях раздавалось какое-то шуршание, там, в чем Харальд был уверен, возился кто-то совсем маленький, правда, производя при этом громкий шум.

А потом уши его уловили звуки, которые не принадлежали лесу. Он сел чуточку ровнее, вглядываясь широко раскрытыми глазами в темноту, и прислушался. К ним приближался шорох чужих шагов. Эти люди старались, пусть и безуспешно, двигаться скрытно, и их присутствие до сих пор не стало явным только потому, что они были еще далеко. Харальд сосредоточился и вновь напряг слух. Людей было много. Он уловил негромкое бормотание, похожее на журчание ручья, но не сомневался, что это люди вполголоса разговаривают друг с другом.

Харальд вскочил, забыв о своем состоянии, но оно живо напомнило ему о себе. Перед глазами у него все поплыло, к горлу подступила тошнота, и он, покачнувшись, попятился, изо всех сил стараясь не упасть. Спохватившись, юноша замер в неподвижности, ожидая, пока чувства его не придут в норму. И только тогда он шагнул вперед, медленно и осторожно, стараясь не издать ни звука и не делать резких движений, чтобы вновь не вызвать приступ головокружения. Харальд стал обходить своих распростертых на земле спутников. Одного или двух ему даже пришлось перевернуть пинком ноги, чтобы вглядеться в их лица. Торгрима среди них не было.

Он опять прислушался и понял, что голоса стали ближе. Напряженно вглядываясь сквозь заросли кустарника и переплетение ветвей, он различил вдали три тоненьких огонька, которые неровными прыжками перемещались по лесу. «Факелы», — подумал он. Из увиденного можно было сделать вывод, что людей по меньшей мере трое, но, вне всякого сомнения, их должно быть намного больше. Они кого-то искали, скорее всего, именно их, тех норманнов, кто сумел сбежать из лагеря. И они явились сюда в достаточном количестве, чтобы не бояться быть обнаруженными и не таиться.

Харальд обошел всех викингов, спящих под деревьями, и окончательно убедился, что Торгрима среди них нет. Это открытие и встревожило его, и одновременно вселило надежду. Если к ним приближаются преследователи, значит, Торгрим должен был первым обнаружить их. Не потому, что он избежал действия яда, а потому, что был Торгримом, и Харальд привык полагаться в таких вещах на отца. Так что, скорее всего, Тор- грим ускользнул и приготовил какую-то ловушку тем, кто идет сюда. Не исключено, что он постарается увести их за собой.

«Но почему же он не разбудил меня? — подумал Харальд. — Не предупредил о том, что собирается сделать…»