Что увидят остальные? Неужели они сумеют разглядеть в ней Алекса Денти? Разве смогут они признать безжалостного капитана в хрупкой женщине, одетой в легчайшее платье из небесно-голубого шелка? Быть может, здесь есть какая-то хитрость? В чем будет заключаться эта хитрость, Алексис пока не знала. Она знала лишь, что платье — это орудие, орудие, возможно, более мощное, чем нож или шпага. И Алексис не сомневалась — она поймет, как его применить, когда настанет время.

Молодая женщина поднялась из ванны и быстро вытерлась насухо. Надев белье, она села перед зеркалом и стала причесываться. Потребовалось немало времени для того, чтобы красиво уложить волосы — раньше ей редко приходилось этим заниматься. Наконец Алексис удалось добиться результата, который удовлетворил ее. Тряхнув головой, она убедилась, что каждый завиток лежит именно там, где ему положено, и не выбивается из прически.

В зеркале Алексис видела отражение платья, лежащего позади нее на постели. Дольше она тянуть не могла. Клод вот-вот должен был прийти за ней, и она хотела выглядеть именно такой, какой он ее желал видеть.

Алексис опустила ноги в голубые атласные туфельки и только после этого бережно надела платье. Нигде ничего не пришлось поправлять: платье словно слилось с ней, оно как будто было создано, чтобы ласкать ее своим прикосновением.

Алексис повернулась лицом к двери, ожидая Клода. Ни разу она не взглянула в зеркало. Все, что ей хочется узнать, она увидит в его глазах…

Она забыла о том, что и ее глаза могут быть зеркалами — зеркалами для него. Забыла до той поры, пока не вошел Клод.

Стройный и сильный, он двигался с какой-то звериной грацией. Военный мундир сидел на нем удивительно ловко. Рубашка поражала своей белизной, а китель только подчеркивал мощный разворот плеч и развитую мускулатуру рук. Но что больше всего привлекло внимание Алексис, так это золотой аксельбант на кителе. Наверное, другие видели в нем только знак отличия, положенный Танкеру по чину, но она воспринимала его как золотую пробу, отметившую этого человека, словно Клод был окружен золотым сиянием.

Алексис шагнула ему навстречу, но он жестом остановил ее. Она стояла неподвижно, опустив руки, открытая его взгляду, с пристрастием оценивающему каждую деталь наряда.

Клод даже не сразу понял, что это прекрасное видение было самой настоящей реальностью. Он узнавал в Алексис черты, сделавшие ее капитаном Денти: упрямый подбородок, крепкие смуглые руки. Сквозь призрачную пелену платья он видел эти сильные ноги, которые легко могли удерживать ее на качающейся под штормовым шквалом палубе.

Клод улыбнулся. Он остановил ее потому, что захотел понять, что же в ней увидят остальные. Теперь чуть вздернутый подбородок не казался ему свидетельством несгибаемой воли, а лишь жестом кокетки, словно говорящей: ну-ка, поймай меня! Руки ее вовсе не походили на железные тиски, и для человека непосвященного казались нежными, словно созданными для того, чтобы обнимать мужчину. Янтарные глаза, в которых прежде читалась решимость, сейчас горели неприкрытым желанием, и он уже думал не о том, какой формы у нее ноги, а о том, что они раздвинуты…

И тут словно что-то перевернулось в нем. Никто, кроме него одного, не знает, как на самом деле выглядит капитан Денти. Никто из пригласивших ее на ужин не увидит в ней сегодня грозного пирата. Этот небесно-голубой наряд делал ее на удивление женственной. Если бы она явилась в черном шелковом костюме с красным кушаком на поясе, все, пожалуй, увидели бы в ней корсара, и никто не заметил женщины. Но он хорошо знал и ту и другую Алексис, и оба эти образа сейчас слились в один, Клод шагнул ей навстречу и взял ее за руку, поцеловав в ладонь.

— Ты красива. Вы обе красивы, — добавил он шепотом.

Алексис отняла руку.

— Как вы собираетесь обращаться ко мне сегодня вечером? — спросила она.

— Как к капитану Денти.

— Хорошо.

Она пошла было к двери и остановилась: ей показалось, что Клод что-то хочет сказать, но не решается…

— Что-то не так? — осторожно спросила Алексис. Клод достал из кармана маленький черный футляр.

— Я принес тебе вот это. Решение, носить его или нет, я оставляю за тобой.

Посчитав, что сказал все, Таннер протянул ей футляр.

Алексис не знала, как поступить: отложить обитую бархатом коробочку в сторону или открыть ее. Она подняла взгляд на Клода, надеясь угадать по его глазам, чего он от нее хочет. Наконец она решилась и открыла футляр. У Алексис перехватило дух. Кончиками пальцев она провела по холодно мерцавшему серебряному колье, украшенному бриллиантами.

— Не думала, что ты догадаешься, — тихо сказала она, взглянув на Клода.

Протянув ему колье, она повернулась к нему спиной. В тот момент, когда металл коснулся ее горла, у Алексис сжалось сердце. Она видела отражения их обоих в зеркале, но замечала только сверкание серебра у себя на шее и руки, что застегивали замок.

— Почему ты решил, что я не буду носить твой подарок? — спросила Алексис, обращаясь к отражению Клода в зеркале, когда он, застегнув колье, опустил руки к ней на талию, да так и оставил их там.

— Я сказал лишь, что не стану принуждать тебя, если ты не захочешь.

Алексис повернулась к нему лицом, рука ее непроизвольно поднялась к колье, плотно охватившему горло.

— А ведь я ношу эту цепь с давних пор, гораздо раньше, чем ты узнал о ее существовании.

Клод кивнул, соглашаясь с ней.

— Но верно и то, что это не остановит тебя.

На глазах ее выступили слезы.

— Ты только что освободил меня.

— Разве?

Теперь Алексис знала, что его признание за ней права быть свободной привязывало ее к нему сильнее, чем кольцо его рук, чем тепло его губ, чем все остальное. Но как ни больно было ей сознавать это, завоевать право быть с ним она может лишь одной ценой: покинув его сегодня, когда это ей особенно нелегко.

Клод отпустил ее, не желая продлевать пытку. Алексис старательно вытерла слезы, и они пошли вниз.

Гарри и Майк, затаив дыхание, смотрели, как Алексис спускается по ступеням. Как-то раз Лендис сравнил ее с ангелом, и сейчас она как никогда подходила под это определение. Лендис и сам улыбался, любуясь ею. Лучшего наряда для женщины он и представить себе не мог.

Все трое молчали, понимал важность момента. Каждый из них, глядя на Алексис, на ее искрящиеся глаза, умевшие, как они знали, загораться яростью и гневом, испытывал законную гордость от того, что эта красавица была знакома им как грозный капитан Денти.

— Вы очаровательны, капитан, — обрел наконец голос Гарри. Казалось, еще ни в чем в своей жизни он не был столь уверен.

— Благодарю, — откликнулась Алексис, и только Клод знал, за что она благодарна Гарри — ведь тот назвал ее капитаном.