Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А. И. Беляков писал:
«В эти памятные дни в боях под Уфой я впервые увидел Василия Ивановича. Когда 224-й полк подходил к р. Белая, на его правом фланге осталась деревня, занятая колчаковцами. Полк получил задачу выбить их из этого населенного пункта. И с приказанием Павлинова (командир артдивизиона. — Авт.) — поддержать нашей артиллерией атаку полка, я поскакал во 2-ю батарею. Местность была открытая, а деревушка с садами раскинулась на небольшой возвышенности.
С наблюдательного пункта батареи хорошо просматривались цепи бойцов, наступавших на деревню. Но, прижатые к земле пулеметным огнем противника, они залегли и продвигались крайне медленно.
Но вот недалеко от нас показалась группа всадников. Среди них батарейцы узнали начдива.
— Чапаев! Впереди на иноходце, видишь?..
Чапаев буквально врос в коня. Одет он был просто — солдатский китель, туго перетянутый ремнем с портупеями, револьвер, шашка через плечо и плетка в правой опущенной руке, на шее бинокль, Комдив скакал быстро, а за ним — командир бригады Потапов, комиссар Фурманов и ординарец. Вскоре вся группа перешла в галоп. Мы выпустили несколько снарядов по деревне. Цепи бойцов поднялись и с криком» ура» бросились вслед за Чапаевым на врага. В бинокль было видно, как с противоположного конца деревни убегали белые. Таким и остался для меня в памяти на всю жизнь Василий Иванович Чапаев — бесстрашно летящим навстречу врагу…»
При форсировании реки Белой В. И. Чапаев получил ранение.
«В ночном бою ранен пулей в голову с аэроплана начдив 25-й Чапаев, — отмечалось в оперативной сводке штаба Южной группы армий от 9 июня. — Во временное командование дивизией вступил комбриг 1-й т. Кутяков. Командюжгруппой т. Фрунзе, бывший все время в районе переправы 25-й стрелковой дивизии и далее с передовыми цепями у дер. Турбаслы Старые, на обратном пути в дер. Красный Яр был контужен в голову взрывом бомбы, брошенной с аэроплана противника. Бывший также в передовых цепях завполитотделом Туркестанской армии т. Тронин ранен пулей в грудь. Потери в частях 25-й дивизии значительны».[207]
В. И. Чапаев, получив первую медицинскую помощь, после боя подошел к М. В. Фрунзе и резко сказал:
— Я здесь командир… Сами же утверждали. Я имею право арестовать любого за невыполнение приказа… Самого наркома… Пусть попробует кто-нибудь ослушаться, я его в бога мать… Я вам приказываю… Вы не имеете права рисковать собой…
По деревушке разносится слух: Фрунзе ранен… Фрунзе контужен…Чапаевцы, иванововознесенцы не выдерживают. Начинается стрельба по аэроплану. Фрунзе уступает напору Чапаева, поддержанному угрюмыми чапаевскими командирами. Они не допустят, чтобы командующий рисковал. Они привыкли рисковать, но только собой. Усаживают в машину. Доставленный в момент суровым приказом Чапаева, дивизионный врач предупреждает улыбающегося командующего о необходимости абсолютного покоя. Грозит осложнением. Контузия штука хитрая…
Здесь сделаем небольшое отступление и посвятим несколько слов действиям авиации, от которой пострадали Фрунзе и Чапаев. Со стороны противника против красных частей была задействована почти вся авиация, носившая громкое название «Бронированный авиаурал». Командование Туркестанской армии использовало 11, 27, 30, 33 и 39-й авиационные отряды, которые массированными налетами на противника обеспечивали действия главных сил. Четверо красных летчиков И. Г. Савин, А. И. Томашевский, А. И. Коваленко и А. Д. Козенков за успешные действия при взятии Уфы были награждены орденами Красного Знамени. По свидетельству Д. А. Фурманова, пуля пробила голову Чапаева, но застряла в кости. Ее вынимали — и шесть раз срывалась. Но Василий Иванович молча терпел. После того как пулю удалось вытащить, его увезли в Авдонь — местечко верстах в двадцати от Уфы.
Несмотря на ожесточенное сопротивление противника, части 25-й стрелковой дивизии заняли Уфу. «После трехдневного упорного боя нашими доблестными красными войсками занят с боем г. Уфа в 20 часов под командованием доблестного командира дивизии т. Чапаева, — отмечалось в донесении штаба 25-й стрелковой дивизии в штаб 5-й армии от 9 июня, — который, несмотря на свое ранение, не покинул фронта, а шел впереди. Противник отступает в панике»[208] На следующий день части 31-й стрелковой дивизии перерезали железную дорогу Уфа — Челябинск в районе Уракова (18 км восточнее Уфы). Более подробно о ходе боев за Уфу можно узнать из оперативной сводке штаба Южной группы армий от 10 июня:
«На участке 25 стрелковой дивизии утром 9 июня противник силою до 5 полков повел наступление на части 1 бригады, занимавшие позицию по линии дороги Благовещенский — Уфа, и потеснил наши части до линии Александровка, Н. Турбаслы. Быстро восстановив положение, врид начдива т. Кутяков отдал приказ о переходе в наступление 1 бригадой в общем направлении на Степанова, Курочкина и 2 бригадой — на Вотякеева. Противник под энергичным наступлением наших частей стал быстро отходить. Около 19 часов 9 июня 1 и 2 бригады достигли линии железной дороги в тылу г. Уфа на участке Черникова — Курочкина. Противник под угрозой с тыла спешно бежал от Уфы на северо — восток. Около 19 часов разведчики 3 бригады, стоящей у железнодорожного моста, пользуясь ослаблением огня противника, с пулеметами переправились через р. Белая и, двинувшись к городу, обнаружили спешный отход противника. После этого стали переправляться 223 и 225 полки и цепями двинулись на город. Батальон 219 полка, стоящий у Киржацкой, переплыл на лодках через р. Белая и цепями достиг окраины города. Подробности взятия города и трофеи выясняются.
Противник спешно отошел на северо — восток, местами на север. Некоторые части противника бежали в панике, обозы неслись карьерами по дорогам. Согласно захваченному приказу по 2 Уфимскому армейскому корпусу № 16/on от 24 мая сего года, военная дорога противника назначена г. Уфа — Нов. Юрмаш — Новотроицкое — Теплый Ключ — зав. Симский и ст. Вязовая, по — видимому, на эту дорогу и уходит бегущий противник».[209]
Неудача войск Западной армии была обусловлена не только ожесточенным сопротивлением главных сил Туркестанской армии. По свидетельству участников тех событий, воевавших в составе Западной армии, отрицательную роль сыграло и то, что многие части, в том числе и в 1-м Волжском корпусе, получили в виде пополнения насильно мобилизованных сибиряков и пленных красноармейцев. При этом расчет делался на то, что они, испытав все «прелести коммунистического рая», будут верно служить белым. Однако этот расчет не оправдался. Один из командиров Волжского отдельного конно — егерского дивизиона в своем дневнике писал:
«…Наши добровольцы — волжане были поставлены в ужасные условия. Мобилизованные сибиряки ненавидели их всей душой, считая добровольцев единственными, мешающими перейти к красным и заставляющих их драться за ненавистное им дело. Здесь, на Белой, развал Сибирской армии выявился во всем. До Белой были случаи перехода к красным, но массовый характер они не носили. На Белой наступило нечто вроде братания. Начали сперва перекликаться, а после — прямо уходили на другую сторону. Часто бывали такие случаи: стоит на берегу часовой, а сзади его, в шагах трех, подчасок. Первый — доброволец, второй — мобилизованный сибиряк. Пришедшая смена находила мертвого от удара штыком в спину часового и не находила подчаска, перешедшего на другую сторону. Бывали случаи и крупнее — уходила целая застава, в роту и больше, захватив с собой все и перебив офицеров».