Стражников было много, слишком много для горстки солдат, которых взял с собой Куни, и пусть дальше по коридору сквозь их строй к ним пытались пробиться Мун Чакри, Тан Каруконо и Рин Кода со своими отрядами, они находились еще далеко.

Неожиданно дверь поддалась, и атакующие ввалились в громадную спальню, где на кровати плачущий мальчик пытался спрятаться под грудой одеял. Он был одет в шелковую тунику, расшитую фигурками крубенов, выпрыгивающих из воды.

Стоявший в изножье кровати старик, с застывшим выражением ликования и одновременно жалости на лице, повернулся к ворвавшимся в комнату воинам.

– Я премьер-министр Горан Пира. Будьте любезны, опустите оружие и выслушайте меня…

Дафиро, не теряя времени даром, размозжил ему череп одним ударом Зуба. Тот, кто пленит императора Ириши, независимо от социального положения, сядет на трон нового королевства Тиро, в которое войдут самые богатые районы Гэфики. Разумеется, юноша не рассчитывал в действительности стать королем, но не сомневался, что лорд Гару щедро наградит его за то, что расчистил ему путь.

Каково же было его изумление, когда Куни одним прыжком вскочил на кровать, схватил мальчика и, выставив перед собой точно щит, приставил меч к его горлу.

– Немедленно прикажи страже сложить оружие! – Для пущей убедительности Куни провел по шее Ириши кончиком клинка, и на бледной коже появилась тонкая полоска крови.

– Прекратите! Остановитесь! – в истерике завопил император с лицом, мокрым от слез и соплей.

Стражники мгновение колебались, не решаясь выполнить приказ.

«Жаль, что мальчишка не находился на ближней половине кровати, – с досадой подумал Дафиро. – Ну ладно, все равно тебе не одолеть герцога – мозгов не хватит».

– Если не заставишь их остановиться, я разобью башку как этому старому трусу! – Дафиро помахал Зубом перед носом мальчика.

Но тот был так напуган, что не мог произнести ни слова. В комнате повисла гробовая тишина, так что тонкая струйка, стекавшая на мраморный пол, произвела впечатление водопада.

Император Ириши обмочился.

И стражники выронили мечи из рук.

Остров Волчья Лапа находился на противоположной от перешейка Итани стороне канала Киши. На северном и восточном берегах преобладали островерхие скалы, нависавшие над бескрайним океаном, и безопасных гаваней здесь было не много, зато западный и южный берега, выходившие к каналу, мягко спускались к воде, предлагая мореплавателям множество уютных мест, где можно бросить якорь. Тут было сердце старого Гана, который, кроме Волчьей Лапы, также претендовал на богатые пойменные земли и оживленные города Гэджиры на Большом острове.

Самым крупным портом Волчьей Лапы был Тоадза, Порт-Который-Никогда-Не-Спит и столица старого Гана. Глубокие воды Тоадзы, которые укрывали южный берег острова и согревались теплыми подземными течениями, никогда не замерзали, даже в середине зимы.

Отсюда бесстрашные купцы Гана отплывали ко всем островам Дара и здесь создали морскую торговую сеть, какой не было ни в одном королевстве Тиро. Во всех крупных портовых городах Дара имелись кварталы, где жили купцы и моряки, мгновенно узнаваемые по акценту Гана, про который ученые, презиравшие наживу и барыши, говорили, что в нем «слышится звон монет».

Купцы Гана только улыбались, считая это комплиментом. Пусть высоколобый Хаан продолжает философствовать, а соблазнительный Аму держится за свою изысканность и утонченность, – народ Гана знает, что только золото дает человеку уверенность и власть.

Плавание по каналу Киши было всегда делом опасным из-за бога Тацзу. Поговаривали, что он является в виде водоворота шириной десять миль, затягивает в бездонную пропасть все, что окажется поблизости, и носится вдоль канала точно обиженный ребенок – по комнате. Никому еще не удалось разгадать схему его передвижений, поскольку он так же своенравен и непостоянен, как сам Тацзу, легендарный мошенник и бродяга. Тому, кто попал в водоворот, уже не суждено спастись, и за многие годы бесчисленные корабли – одни с сокровищами, другие с людьми – были принесены в жертву, чтобы утолить голод ненасытного бога.

Единственный безопасный водный путь на Волчью Лапу, доступный целый год, огибал канал по большой дуге и подходил к острову с юга. Это означало, что большинство здешних портов, кроме Тоадзы, не годилось для кораблей дальнего плавания, хотя некоторые безрассудные моряки, которых привлекали более короткие маршруты и быстрая прибыль, случалось, рисковали заходить в канал, бросив вызов Тацзу. Иногда им даже удавалось добраться до гаваней.

Мата Цзинду сидел, погрузившись в размышления, в своем лагере в Насу, на восточном побережье перешейка Маджи. Предательство Кикоми привело его в ярость, а потом все чувства исчезли, оставив лишь равнодушное спокойствие, – так воды канала Киши, после того как по ним промчался бог Тацзу, усеивают обломки погибших кораблей, а на дне поселилась смерть.

Он винил за глупость себя и дядю. Они пали жертвой женщины, ослепленной любовью.

Как она могла восстать против своего благородного происхождения? Как могла забыть о долге перед своим народом? Аму нуждался в вожде, который дал был ему силу выступить против империи, однако Кикоми по собственной воле стала убийцей для Киндо Мараны, потому что влюбилась в него.

Когда Мата думал о том, что она совершила, от ярости у него начинали дрожать руки и он не сомневался, что собственнолично задушил бы ее, будь она еще жива, однако не мог не признаться самому себе, что, несмотря на фальшь ее слов и чувств, скучал по ней. Он сам, добровольно, вынул из потаенных глубин своего сердца нечто очень ценное и отдал ей, но она разорвала его на части и разбросала по ветру, и теперь оно исчезло навсегда. Мата не хотел, чтобы эти чувства вернулись, и желал лишь одного – снова вручить их ей, а потом еще раз и еще.

Одновременно его наполняло и мучило чувство вины от того, как он вел себя по отношению к дяде. Фин был единственным оставшимся в живых членом семьи Мата, почти отцом: познакомил с великим прошлым клана Цзинду и подарил силу, которая заставила его мечтать о повторении великих военных подвигов своих предков. Мата всегда равнялся на Фина Цзинду, а его мнение о долге и чести ценил превыше всего. Фин был последним звеном, связывавшим Мата с прошлым, и самым доверенным проводником в будущее, однако с появлением Кикоми он был почти готов вступить с дядей в схватку, точно безумец или жалкий крестьянин, пожираемый ревностью.

Стыд так сильно давил на совесть Мата, что он даже головы не мог поднять и мечтал лишь об одном – искупить свою вину на поле боя, смыть стыд кровью и славой.

После смерти Фина Мата стал герцогом Таноа и последним представителем гордого клана Цзинду. Он ожидал, что теперь получит звание маршала Кокру и возглавит битву на Волчьей Лапе, однако дни шли, но ни король Туфи, ни генерал Рома, главнокомандующий армии, не посылали за ним, чтобы предложить место, достойное его высокого положения.