Стоило ему бросить взгляд на наскоро перебинтованные запястья жены, особенно беззащитные и хрупкие по контрасту с толсто намотанными бинтами, испятнанными проступающим розовым, как его начинало колотить муторной, безостановочной дрожью, будто едущего по неровной брусчатке велосипедиста.

Да, на этот раз он успел вовремя, а если она решится еще раз и выберет что-нибудь более верное, чем неубедительное тоненькое лезвие, выломанное из женского бритвенного станка?

Извеков вспомнил, как оскальзываясь и расшибая локти о кромку ванны, он вынимал из мутно-розовой воды неожиданно тяжелое, скользкое, словно огромный кусок мыла, обнаженное тело супруги, не подающей признаков жизни, широкие красные полосы, струящиеся по бледным запястьям, безуспешные попытки зажать мокрыми ладонями глубокие порезы, и ему стало по-настоящему плохо.

— Тебя колотит, Серж, — произнесла Мэгги, не поднимая век. — Переоденься в сухое и выпей чего-нибудь горячего. И мне тоже принеси… Лучше всего — водки. Я никуда не убегу, все прошло, успокойся… В нашем с тобой возрасте нужно заботиться о здоровье…

Она внезапно отвернулась к стене и зарыдала.

Сергей снова и снова гладил ее по вздрагивающим плечам, растерянно приговаривая по-русски:

— Ты поплачь, поплачь, родная… Это помогает…

* * *

Миновало почти полгода с того момента, как прекратила существование установка Дженнингса, сейчас иначе чем «дьявольским изобретением сумасшедшего профессора» в прессе и по телевидению не называемая. Возвращение США в теплую семью наций ничего особенного в охватившем весь мир сумасшествии не изменило.

Собственно говоря, что могли представлять из себя Штаты, от которых осталось лишь чуть более одной седьмой (если считать только не затронутые катаклизмом, паникой и гражданской войной территории)? Довесок в виде никому не понятной и крайне неохотно идущей на контакты (если быть честными до конца — контакт был всего один) цивилизации, которой теперь принадлежала почти треть штатов и большая часть Канады, сердечной любви к блудной сестре ни у кого не вызывал.

Дружная компания жила теперь в квартире Мэгги в Филадельфии, счастливо отделавшейся всего лишь двумя сутками кошмара в виде вставшего на дыбы океана и потери связи. Многочисленные родственники «спасительницы страны» (о русском ее спутнике и Салли упоминалось как о чем-то второстепенном), также почти сплошь жители восточного побережья, в обычное время вряд ли вспомнившие бы об этой пигалице, теперь просто доводили всю троицу до исступления своими бесконечными визитами и приглашениями. Особенно бесили девушку, горько оплакивающую безвременно потерянную молодость (редкий льстец дал бы этой, не растерявшей еще, правда, былой красоты, зрелой женщине меньше пятидесяти — пятидесяти пяти), насквозь лживые соболезнования тетушек и кузин, многим из которых она сейчас годилась если не в матери, то в старшие сестры — точно.

— Ах, дорогая, как вам идет седина!.. Эти морщинки у глаз лишь подчеркивают глубину ваших глаз!.. Каким средством вы пользуетесь для маскировки пигментных пятен?..

Взрыв произошел после очередного излияния двух семидесятивосьмилетних старушенций-близняшек — бостонских двоюродных бабушек. Старушки явно от прогрессирующего старческого слабоумия, но на полном серьезе пригласили «милую миссис Извекофф» посетить их дом престарелых. В ответ миссис закатила такую истерику, что пришлось вызывать сразу несколько бригад «скорой помощи» — божьим одуванчикам, которых едва не прихватил с собой дедушка кондратий, матери Мэгги, да и самой виновнице торжества, которая впервые узнала, что такое сердечные боли… И вот теперь…

Скорее всего виновата чересчур непосредственная девчушка — маленькая племянница — назвавшая ее намедни «бабушкой Мэг»… Как тогда переменилась в лице миссис Извекофф, хотя и удалось все свести к шутке… Наверняка она задумала страшное именно тогда.

* * *

— Знаешь, — нарушила молчание Мэгги, по-прежнему не поворачивая головы, — я наткнулась на одном сайте на очень экстравагантный способ самоубийства… В сети есть такие странички, где совершенно серьезно обсуждаются различные способы ухода из жизни… Так вот, там рекомендуют выпить за один раз пять литров свежевыжатого морковного сока. Представляешь, обычный магазинный не подходит…

— И что? — Сергей понял, что супруга немного оттаяла, если к ней возвратилось чувство юмора, и решил подыграть: — Смерть от разрыва желудка гарантирована?..

— Не угадал. Превышение в организме предельно допустимой дозы витамина Д в несколько раз. Или Е… Не помню точно. Голова кружится… Не важно. Одним словом — авитаминоз.

— Думаю, что раньше у тебя отросли бы кроличьи уши.

— А одна женщина, представляешь, ушла из жизни, выпив четырнадцать литров дистиллированной воды…

— Дистиллированной? Не водопроводной?

— Чудак… Дело было не в твоей России, а в Швеции. Конечно, дистиллированной.

— А как это определили впоследствии? По повышению уровня воды в Балтийском море? Или по снижению солености?

— Ты все шутишь, а у женщины смерть наступила из-за вымывания из организма всех жизненно важных солей. «Полного прекращения осмотических явлений», — процитировала Мэгги по памяти, улыбаясь сквозь слезы. — Вот.

— И все равно, она бы лопнула уже на седьмом литре.

— Если была такой объемистой, как тетя Мойра из Кентукки, то вряд ли…

Так, шутя и пикируясь, они провели большую часть ночи — тесно прижавшись друг к другу в одной постели. Серьезный настрой вернулся к Мэгги нескоро.

— Понимаешь, Серж… Мы произвели неравноценный обмен. Все эти позолоченные бубенчики и стеклянные бусы для дикарей — славу, связи, деньги — на самое ценное, что может быть у человека, — молодость… Как бы я сейчас хотела обменять все это барахло обратно, даже с доплатой. Пускай я была бы нищей, словно церковная крыса, последней безработной и бездомной, но… молодой, Серж, молодой. К сожалению, это невозможно…

«Может быть, сказать ей? Нет, кто знает, каким срывом это закончится».

— Когда мы с тобой шли к цели, мысли были заняты одним: дойти и вернуть все обратно. О себе как-то не думалось, даже засела в голове какая-то детская надежда, что стоит остановить весь этот ужас, и все вернется на свои места. Словно в сказке… Не вернулось. И Америка не та, и мир совсем не тот, и молодости не вернешь… Как бы я сейчас хотела вытрясти душу из этого чертова атланта… Если у него есть душа…

«Сказать или нет? А вдруг я лишь подарю пустую надежду, которая просто убьет ее?..»

Сергею показалось, что «мухомор», больше не менявшийся с того самого момента, как лемуриец развеял своим оружием атланта, едва заметно шевельнулся в кармане халата. Может быть, получится?

— Когда я поняла все это, то мне расхотелось жить… Зачем ты помешал мне, Серж?

— Знаешь, Мэгги… — Горло сдавило, словно тисками, и Сергей закашлялся, нащупывая корчащийся все активнее удельсаант. — Я хочу рассказать тебе вот что…