Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сильвия Ажид поняла эпилог романа так:
Леди Л. — это Лесли. И Ромен хочет сказать, что она, Лесли, его, Ромена, заперла в шкафу, где он томится. Лесли не стала спорить с моей трактовкой. Она, можно сказать, довольно рассмеялась.
«Я никогда не была шлюхой, — сказала она мне. — Возможно, после этой книжки люди и будут так думать, но мне всё равно».
Еще до выхода «Леди Л.» права на ее опубликование приобрели два крупнейших американских книжных клуба. Во Франции Гари решил выпустить этот роман лишь после выхода своей автобиографии «Обещание на рассвете».
Он предпочитал не переводить «Леди Л.» в одиночку, но и не хотел, чтобы об этом знали. Гари не впечатляло, что в Париже книга выйдет с пометой «перевод с английского такого-то». Поэтому он попросил своего издателя подыскать ему опытного переводчика, который согласился бы остаться в тени за хорошую плату. Ответственный за переводные издания Мишель Мор связался с Жаном Розенталем, который принял условия Гари. Когда Гари узнал, какая плата была предложена Розенталю от его имени, он счел, что издатели пожадничали, и решил увеличить сумму вдвое, потребовав выплатить переводчику сумму, равную той, которую должен был ему он сам. Клод Галлимар напомнил писателю, что вся эта тайная операция, идущая вразрез с принципами издательства, была организована исключительно по его просьбе.
Гари, приехав в Париж, начал следить за тем, как идет работа; они встречались дважды в неделю.
Переводя на французский язык три романа, которые написаны на английском, я заметил, что вынужден изменять, придавать им иной характер. На английском «Леди Л.» была легкомысленным приключенческим романом с глубоко запрятанным психологическим подтекстом. Во французском варианте мне пришлось вывести этот подтекст на поверхность, развеять английский туман, четко обрисовать контуры, добавить глубины, «психологизма».
Когда в 1963 году книга наконец вышла во Франции, в мире было опубликовано уже десять ее переводов, в том числе один на иврите.
Шарлю де Голлю «Леди Л.» пришлась по душе.
Но если в США роман стал бестселлером, то во Франции он расходился хорошо, и не более того. «Галлимар» продал 71 тысячу экземпляров. Гари это ничуть не удивило: «У меня такое ощущение, что для французов я всегда буду писателем-„аутсайдером“, как Конрад — для англичан».
Критики видели в этой книге остроумное развлечение, черный фарс, хитроумную сатиру или просто лихо закрученный детектив. «Не стоит отягощать лишним смыслом эту книгу, полную непочтительного остроумия и веселого цинизма. Персонажи великолепны. Ромену Гари удается убедить нас в том, что они существовали на самом деле. И потом, он хорошо пишет, хорошо ведет сюжет, и его непретенциозная литературная шутка вся искрится умом и фантазией», — писала Жаклин Пиатье в «Монд» от 27 апреля 1963 года.
Никто не обратил внимания, что библиография в конце книги вымышленная. Напротив, Гари хвалили за использование солидных исторических источников. Впрочем, автор «Леди Л.» так и не был признан выдающимся писателем, о чем так мечтал.
Один Пьер де Буадефр оценил Ромена Гари по заслугам:
Нужно ли будет в тридцатом издании моей «Литературы» упоминать автора «Леди Л.» в числе видных еврейских писателей? Разве он уже не является крупнейшей фигурой «еврейского Ренессанса», ознаменовавшего прозу послевоенных лет — фигурой, значение которой упорно не желают замечать критики? Отсюда непонимание Гари со стороны французских критиков. Стоит ему попытаться перенести во французский язык достижения «варварских» языков или употребить кальку с русского, испанского, английского оборота, как на него набрасывается какой-нибудь «ученый педант» (по выражению самого Гари), упрекая его том, что он «не владеет французским языком».
Тем временем в Лос-Анджелесе Леси Бланш завершила свои «Сабли рая» — исторический очерк об имаме Шамиле и мятежных кавказцах:
Тот, кто пишет о Кавказе, говорит о крайностях, а тот, кто пишет о России — о сущности русской души, — говорит об излишествах. На Кавказе эти две души слились в битве, и это имело ужасные последствия.
История жизни Шамиля, потомков которого Лесли разыскала в скромной квартирке на берегу Босфорского пролива, — часть истории расширения Российского государства, периода так называемых мюридских войн. Шамиль и его наводившие ужас на врагов воины вели священную войну с Россией: каждый взмах саблей приближал их к раю, обещанному Аллахом. Отрубленные головы, правые руки, уши врагов служили разменной монетой. Чем отважнее был молодой джигит, тем больше человеческих голов и рук висело у его седла и тем больше ушей было нанизано на его хлыст. Левые руки почти не имели никакой цены — потеря одной руки не мешала кавказцу воевать. Но известно, что наибы — воины-монахи, привлеченные Шамилем в его армию фанатиков, — никогда не сдавались врагу живыми. В мрачных горах Дагестана, на границе христианского мира с мусульманским, поражение от них терпели отряды царской армии.
Прочитав «Сабли рая», Гари направил Лесли, которая гостила в Лондоне у матери, восторженную телеграмму: «Это необыкновенная книга, она войдет в классику. Восхищен».
Обретая определенную известность, Гари стал меняться. Вместо обходительного, неловкого и часто наивного молодого человека возник тяжелый субъект с непомерным себялюбием, как пишет Лесли Бланш: «…Римский император, впадающий в безумие, является всё чаще… Эгоизм, который поощряла в нем мать, начал разрастаться до угрожающих размеров. Его безразличие к чувствам окружающих порой граничило с жестокостью».
В последние месяцы в Лос-Анджелесе всякий раз, когда Ромен Гари должен был принимать в консульстве высоких гостей, он предупреждал Лесли: «Слышите, тратьте как можно меньше!» А когда приехали «чертовы депутаты» из Франции, он распорядился: «Найдите им каких-нибудь старлеток». Он ничего не делал, ходил с мрачно-отстраненным видом и, побегав утром в Гриффитс-парке, запирался у себя в спальне или в кабинете. Как-то раз его навестил нью-йоркский литературный агент супругов Гари Роберт Ланц. Первым делом он зашел на кухню поздороваться с Лесли, которая, засучив рукава, готовила с Катюшей фуршет на 150 персон. Ланц уже собирался подождать в гостиной, как вдруг на кухню, весь в белом, зашел Гари с рукописью в руке: «Лесли, — произнес он невозмутимым и серьезным голосом, — у меня проблема литературного свойства». Лесли тут же оставила работу, взяла рукопись и принялась читать. Закончив, она обратила внимание автора на частые повторы, утяжелявшие текст, на что Гари оскорбленно ответил: Oh! Let it tell again, let it tell twice![59]
На бесконечных протокольных встречах, где его мрачному взору не представало ни одной хорошенькой женщины, он, не скрывая скуки, пренебрегал даже минимальным уважением к гостям и мог внезапно встать из-за стола и выйти, не произнеся ни слова. В разговоре с Лесли он называл «тупых буржуев», с которыми ему слишком часто приходилось общаться, кодовым словом krugly. Как-то вечером, когда гости уже собирались уходить, Лесли нашла мужа спящим на шубах, сваленных в кучу на кровати в соседней комнате. Ей пришлось закрывать дверь и с помощью Ивонны-Луизы Петреман переносить одежду гостей в другое место, чтобы никто не увидел Гари в таком состоянии.
