Зубов помог Орлову подняться и посадил его на стул. Никакого сочувствия майор к нему не испытывал, а в глубине души считал, что тот легко отделался. Готлиб тем временем протянул Орлову стакан воды, но тот жестом отказался.

– Вы хотите, чтобы я огласил список завещанного вам имущества? – спросил нотариус.

Орлов не ответил, а Зубов заинтересовался.

– Огласите, очень вас прошу…

– Квартира по адресу: проспект Вернадского, дом 150, автомобиль Спорт-купе Mercedes-Benz С-класса, загородный дом и двадцать соток земли, два счета в банке общей суммой…

– Хватит, – прохрипел Орлов. – Замолчите, пожалуйста…

Он затравлено смотрел на майора:

– Вы теперь будете считать, что я ее убил из-за этого завещания?

Зубов пожал плечами. Ясное дело, Орлов ничего не знал про завещание, но ему не хотелось успокаивать этого равнодушного ко всем, кроме самого себя, человека. Наконец-то Орлова неожиданным образом проняло!

– Что в записке? – требовательным тоном спросил майор, а выражение лица ясно говорило – попробуй только не сказать!

В ответ Орлов протянул ему скомканный листок, который все еще крепко сжимал в кулаке. Майор расправил бумагу и прочитал написанный от руки текст:

«Я не хочу, чтобы она носила мои драгоценности.»

– И все? – с недоумением спросил он. – Я думал, здесь, по крайней мере, объяснение в любви…

– Как вы не понимаете… Все это завещание – объяснение в любви. И меня эта любовь теперь будет преследовать до гроба…

Итак, Анастасия Журавлева, в замужестве Васнецова, жила в одном доме с семейством Орловых, на шестом этаже, в однокомнатной квартире. Глинский сам вызвался съездить к ней и побеседовать.

Анастасия Васнецова оказалась высокой элегантной женщиной, в сорок пять лет сохранившая гибкость и изящество молодой девушки. Красиво уложенные, волнистые пепельные волосы, немного резкие черты лица и лучистые серые глаза. Одета строго, но дорого и со вкусом. Она сидела перед Виктором, скрестив ноги и курила длинную коричневую сигарету, вставленную в янтарный мундштук. Его вопросу она удивилась, но, улыбнувшись давним воспоминаниям, ответила:

– Лев Рыков… – вздохнула она. – Да, он факт моей биографии. Печальный, но факт.

– Почему же печальный? – спросил Виктор. – Ведь, кажется, у вас был роман?

– А вы думаете, весело остаться беременной без мужа, без всякой поддержки? – усмехнулась она, и в ее голосе капитан не услышал горечи. Видимо, все давно переболело, но каково ей пришлось в те времена, когда в мать-одиночку пальцем не тыкал только ленивый?

– Вам досталось, – сочувственно кивнул он.

– Досталось! – рассмеялась она. – Молодой человек! Меня не бросили – меня предали!

– Расскажите мне, – тихо попросил Глинский.

– Зачем вам?.. – Анастасия с удивлением взглянула на него. – Все это было так давно…

…Она работала машинисткой в американском отделе МИДа полгода, когда молодой красавец-референт пригласил ее в первый раз выпить кофе в буфете. Так происходил своеобразный ритуал министерского ухаживания. Считалось шиком появиться в одном из многочисленных кафе этого пафосного учреждения с кавалером. Ритуал заключался в дефиле по длинным коридорам, совместном стоянии в очереди, где выстраивались другие такие же парочки. Секретарши и машинистки соревновались друг с другом в том, чей кавалер симпатичнее, точно так же, как и чьи шмотки дороже и моднее. И вот, Настя Журавлева гордо прошествовала с Левой Рыковым на зависть подружкам и соперницам. Начало было положено.

Спустя какое-то время они стали встречаться и вне стен министерства. В первый раз он пригласил ее к холостому приятелю на какую-то пьянку, где хорошенько подпоил и лишил невинности.

Но к тому моменту Настя была влюблена в него по уши. И знала, что, к сожалению, он женат, и у него растет сын. Она прекрасно знала – в его кругу развод равносилен самоубийству, на карьере в этом случае можно ставить большой и жирный крест. Но Настя любила Леву Рыкова. И в глубине сердца жила надежда – однажды он скажет ей заветные слова, и они будут вместе, и он перестанет торопливо одеваться, чтобы уйти от нее к другой женщине. А пока они встречались на квартире, которую Рыков снял на окраине города.

Скоро по министерству поползли сплетни, и они скрепя сердце сократили общение на работе до уровня служебной необходимости. А это означало, что они сталкивались либо в коридоре, обжигая друг друга влюбленными взглядами, либо когда Лева приносил ей печатать какой-нибудь документ. Тогда их пальцы соприкасались на мгновение – Настю словно прошивал электрический разряд.

Но совместные походы в столовую и буфет прекратились. Настя считала часы, томительно тянувшиеся до той минуты, когда они переступят спасительный порог их убежища и кинутся в объятия друг друга. Ситуация осложнилась, когда об их связи узнала Марина, жена Левы. Дома у него начались бешеные скандалы, каждый его поздний приход сопровождался бурными сценами ревности. Однажды Марина выследила мужа, как настоящий детектив и, ворвавшись в «любовное гнездышко», пыталась плеснуть Насте в лицо серной кислотой. Леве еле удалось угомонить ее и увезти домой.

Его карьера оказалась под угрозой. Но он так влюбился в юную машинистку, и ему настолько осточертела двойная жизнь, что из двух зол развод казался ему наименьшим. «Будь что будет!» – шептал он Насте на ушко, держа в объятиях.

…В тот день Анастасия летела в Беляево как на крыльях. У нее такая замечательная новость! Ах, как обрадуется Левушка, мечтала она.

Он открыл ей дверь, и Настя со счастливой улыбкой бросилась ему на шею. Она не сразу заметила смущенное выражение его лица и весело щебетала какие-то милые глупости. Он расцепил сомкнутые Настины руки и немного отстранил ее.

– Подожди, заяц, – пробормотал он. – Мне надо тебе кое-что сказать.

– И мне тебе тоже! – выпалила она, но потом, начиная понимать, осеклась: – Что-то случилось?

– Да… Вернее, не то, чтобы случилось… Хотя нет, конечно… случилось, – бубнил он невнятно, избегая встречаться с ней глазами.

– Что? Неприятности на работе? – встревожилась Анастасия, стараясь не обращать внимания на его бегающий взгляд.

– Да нет… Как раз на работе все в порядке… – он никак не мог собраться с духом. Наконец решился: – Сядь, заяц, и послушай меня.

…Когда он закончил говорить, она, белее мела, пыталась осмыслить то, что он ей сказал. Командировка в США. Надолго. Только вместе с семьей…

– Заяц, прости, – бормотал он, стоя перед ней на коленях и уткнувшись лицом в ее юбку.

– Но как же так, – прошептала она, – что же нам делать?

– Я не знаю, – глухо произнес он.

– Ты не можешь уехать теперь, – Настя еле выдавила из себя это, – ты не можешь так со мной поступить.