кто не стал даже доставать оружие: то ли из лени, то ли из осознания бессмысленности подобных телодвижений. Одного-то пацана тридцать профессиональных убийц точно смогут прибить, да?

Сюрпри-и-из.

Пока покалеченные пшеки пытались унять боль, кровь и панику, их более удачливые коллеги решили-таки добить меня старым добрым способом — задавить числом в рукопашном бою. Ведь маги — это в основном бойцы дальнего боя. Выйди с ними на короткую дистанцию, и ты победил.

Сюрпри-и-из два.

Я уклонился от летевшего мне в глаз ножа, и пока уворачивался, ко мне уже подскочил первый противник. Невысокий, коренастый мужик лет тридцати с уже кем-то хорошо подправленной рожей. В одной руке у него был зажат кастет, в другой — бабочка.

Ух ты, прям натурально девяностые!

Поставив блок на удар, я перехватил вторую руку нападающего и вывернул ее до характерного хруста. И так удачно получилось, что бедолага подставил свое горло прямо под следующее летящее в меня лезвие.

Ножичек пришлось вернуть в особливо меткого кинжальщика, стоявшего за барной стойкой.

Пока разбирался с этими любителями острых ощущений, ко мне уже подоспело двое следующих поляков. Ограниченное свободное пространство играло мне на руку, и эти двое больше мешались друг другу, чем реально могли нанести мне какой-то вред. Особенно учитывая то, что один из них бессмысленно махал ножом, а второй его немного побаивался.

Блок, захват, ХРУСТЬ.

Зубастый армейский нож нападающего входит ему же под подбородок, тело оседает, и следующему врагу этот же артефакт прилетает в глотку.

Ноющие статисты уже сообразили, что «москаль», за которым поехал Ежи, немного не та добыча, на которую они рассчитывали, и вообще сильно продешевили ребята с этим заказом, так что решили отползти по тихой грусти.

Но, увы, мы не в школе, когда можно поставить однокласснику синяк, извиниться, и все будет нормально. Ни одна падла не будет стрелять в меня и думать, что ей за это ничего не будет.

Будет. И еще как.

Я создал три дюжины ледяных пуль перед собой и отправил их хаотично носиться по помещению, разбивая бутылки, стаканы и безмозглые польские головы.

Спустя две минуты все стихло, но для очистки совести я все же прошелся по залу, проверяя наличие недобитых. Но таких не было.

Зато обнаружилась очень малоприметная и тем интересная дверца. При беглом осмотре такое и не заметишь, конечно, но у меня был богатый опыт работы на стройке в студенчестве, и поэтому вытертая краска у досок рядом с глухой стеной вызывала некоторые вопросики.

Я достал телефон из кармана и вместо условного звонка набил текстовое сообщение.

«Ребята, вам лучше присоединиться к вечеринке, пока все не выпили»

А сам выбил замаскированную под стену дверь.

Створка была прекрасная, толстая, а помещение внутри отделано великолепными звукоизоляционными материалами. И нет. Это была не пытошная. Это был кабинет командира отряда, или кто там у них за старшего.

В небольшой комнатке было зверски накурено, в центре разместился стол, за которым три человека разыгрывали партию в покер.

Первый, потянувшийся за стволом, упал сразу с ледяным ошметком в глазном яблоке.

Второй был более умным — попытался залезть под стол. Точнее, он думал, что умнее, потому что с развороченным ледяной шрапнелью горлом залезать под стол нельзя, можно только заваливаться.

Третий — судя по невозмутимости, командир этого балагана мертвецов — сидел, не шевелясь, и смотрел на меня немигающим взглядом.

— Кто вас нанял? — спросил я.

Мужчина молчал, сжав губы в тонкую полоску.

— Кто вас нанял, что убить меня? — уточнил я свой вопрос.

Поляк не отвечал, лишь следил за мной глазами.

— Не заставляй меня спрашивать третий раз, тебе не понравится, — предупредил я.

Мужчина лишь усмехнулся уголком рта, и в тот же миг его ладони, лежащие на столе, оказались пришпилены к сукну ледяными кинжалами. Он заголосил, запрокинув голову.

— Кто. Вас. Нанял? — процедил я, теряя всякое терпение.

Наемник посмотрел на меня безумным от боли взглядом и проговорил:

— Кто нанял, наймет еще, щенок. Мы знаем, что такое честь, москаль!

— У наемников нет чести, — усмехнулся я. — Только банковский счет.

Мужик взвыл — я льдом разбил ему колено, обходя комнату по периметру, ища что-то, за что можно зацепиться, чтобы задать конкретные вопросы.

— Ты — псина, — проговорил я. — Продажная псина, пшек. У наемников даже хозяина нет, вы ж как шлюхи, ложитесь под любого, кто больше заплатит.

Мужик скулил, а я замер перед тумбочкой, на которой лежали какие-то бумажки, и бездумно окинул их взглядом. А когда прочитал — охренел от найденного.

— И ты, псина, если бы не пожадничал и не взял дополнительный заказ на одного безродного пацаненка, и дальше бы сидел тут и строил свои грандиозные планы, — произнес я, оборачиваясь к пришпиленной жертве. — И, может быть, даже что-то успел бы воплотить в жизнь.

Через открытую дверь тем временем раздались звуки шагов, короткие команды, а потом растерянные возгласы.

— Я здесь! — крикнул я, даже не собираясь выходить из комнаты.

По крайней мере, до тех пор, пока сюда не явится Серов, и я не покажу ему планы террористических атак на столицу.

Том 2

Глава 20

Москва, «Бермуды», Антон Васильевич Серов

— Нет, ты посмотри, как красиво лежат! — восхищенно проговорил Лютый. — Талантливый пацан!

— Ага, — мрачно отозвался Серов, осматривая результаты побоища, которое устроил один простой русский студент. — Хорошо торгуется и плохо контролируется.

— Работает человек по вдохновению, ну что ты, — отмахнулся силовик. — Главаря он тебе для допроса оставил, статистов положил. Все по красоте. Идеально подходит под мою команду.

— Ну еще чего! Так я его тебе и отдал, — фыркнул Серов, рассматривая положение тел у входа, где был прямой контакт.

— Да зачем он тебе? Вы ж теоретики, работники бумаги и пера. А тут смотри, как все четенько. Явно мой кадровый ресурс!

— Вот погляди сюда, что ты видишь? — спросил Серов, кивнув на тела с ножевыми отметинами.

— Чистую работу, — охотно ответил силовик.

— И я, — кивнул особист. — А как у пацана в восемнадцать лет может быть такая чистая работа?

— А как пацан, без году неделя открывший магию, может двумя стихиями так играючи управлять? — вопросом на вопрос ответил Лютый, и оба окинули помещение задумчивым взглядом.

Товарищи помолчали, и силовик продолжил:

— Тебе все равно штатную единицу под него не откроют. А у меня уже все готово — бери и бери!

— Виктор Сергеевич озаботится — и все откроют, — возразил Серов, немного помрачнев.

Кадровые вопросы были больным местом, чтоб эти гребаным бюрократам кто-нибудь паяльник в жопу для мотивации воткнул.

— Виктору Сергеевичу сейчас не до подающих большие надежды парнишек из народа, — жестко усмехнулся Лютый. — У него теперь головняк повеселее будет.

Москва, Кремль, Виктор Сергеевич Нарышкин

Император молчал. Молчал и с видом глубокой задумчивости размешивал сахар в чашке с кофе.

Виктор Сергеевич тоже молчал. Молчал и старался не дышать. Ну, или дышать через раз.

Ситуация была, прямо скажем, такая себе. С одной стороны, в сердце страны, буквально под носом у всей безопасности, террористы сидели в баре и спокойно попивали пивко вот уже несколько месяцев. С другой стороны, это не террористы, а честные наемники. У них и контракты есть, и даже выплаты по-белому. Налоги платят, как порядочные люди! Поводов придраться практически нет, а где есть — там только погрозить пальцем и выписать чисто символический административный штраф. У них даже вид на жительство и разрешение на работу был оформлен, чище не бывает.

И действительно, если бы командир наемников не пожадничал и не схватился за заказ на голову Мирного, эти подонки еще долго бы попадали в слепую зону всех систем.

Наконец, Дмитрий Алексеевич отложил ложку, тихонько звякнув о тонкий фарфор, глотнул кофейка, поморщился, будто там не кофе был, а рыбий жир.

— Что поляк говорит? — спросил император, отставив чашечку с таким рвением, что фарфор снова жалобно дзынькнул.

— Сначала рассказывал про величие Речи Посполитой, — заговорил Виктор Сергеевич. — После ряда наводящих вопросов, какого хрена он ее величие в Москве ищет, начал путаться в показаниях. Ну а потом специально обученные люди замотивировали его на сотрудничество.

— Ближе к делу, Витя, — раздраженно произнес Дмитрий Алексеевич.

— Да тут что ближе, что дальше, в принципе, —