Товарищество деятелей МХТ было создано на трехлетний срок, с 1 июля 1902 года по 1 июля 1905 года. Во главе его стояло избираемое на этот период правление, в которое вошли К. С. Алексеев, В. В. Лужский, С. Т. Морозов и В. И. Немирович-Данченко.[433] На К. С. Алексеева-Станиславского возлагались обязанности главного режиссера театра, на B. И. Немировича-Данченко — художественного директора и председателя репертуарного совета, который «приискивает пьесы для репертуара, сносится с литературным миром по делам театра» и т. п., а В. В. Лужский был назначен заведующим театральной труппой и текущим репертуаром. Кроме того, и Лужский, и Немирович-Данченко были обязаны ставить по одной пьесе в год, а Станиславский — три или четыре (в зависимости от того, будет ли театр во время Великого поста выезжать из Москвы на гастроли). Что же касается С. Т. Морозова, то он «председательствует в Правлении и общих собраниях участников Товарищества и, кроме того, имеет общий контроль за всем ходом дела».

В первоначальном варианте договора было написано, что Савва Тимофеевич, в свою очередь, «в течение 3-х лет субсидирует Товарищество в нижеследующей форме: арендует на этот срок театр Лианозова, переустраивает его с тем разсчетом, чтобы зрительный зал имел 1200 мест, и передает его на три года в пользование Товариществу с платою ежегодно от 10-ти до 15-ти тысяч рублей, в зависимости от того, во что обойдется само переустройство». (В итоговом варианте Условия между пайщиками МХТ этот пункт исчез, будучи перенесен в другой документ — Условие между Саввой Тимофеевичем Морозовым и пайщиками МХТ.)[434] При решении всех насущных вопросов участники Товарищества могли пользоваться правом одного голоса, а члены правления — двух голосов.

Таким образом, в руководстве Художественного театра произошло перераспределение ролей. В частности, заметно окрепли позиции Морозова — главного пайщика Товарищества. Хозяйственные обязанности, которые ранее были за ним закреплены по требованию Немировича-Данченко, Савва Тимофеевич с себя снял; отныне их исполнял участник Товарищества А. Л. Вишневский. Зато его влияние на дела театра заметно возросло. Об этом свидетельствует 17-й параграф первоначальной версии Условия между пайщиками МХТ. В нем говорилось следующее: «Порядок распределения занятий среди членов Правления, а равно и управление хозяйственной частью могут быть изменяемы только по постановлению собрания большинством голосов, но с непременного согласия на сей предмет С. Т. Морозова. Если же С. Т. Морозов не найдет возможным изменить существующего порядка, то таковой должен оставаться в силе даже вопреки постановлению собрания». В конечном итоге принятие Условия, в том числе его 17-го параграфа, одобрили все пайщики… кроме Немировича-Данченко. Владимир Иванович, чьи отношения с Морозовым и без того оставляли желать лучшего, буквально восстал против этого параграфа. Дошло до того, что художественный директор поставил предпринимателя перед выбором: либо этот параграф исчезнет из договора, либо он, Немирович-Данченко, уйдет из дела.

Тогда же, в феврале 1902 года, Немирович-Данченко возмущенно писал А. П. Чехову: «Когда по поводу 17-го параграфа я возбудил горячие споры и отказался принять его, то, несмотря на то, что все соглашались со мной, при баллотировке я остался одиноким. Тогда дело чуть не полетело совсем, так как Морозов, с одной стороны, ставил § 17 условием sine qua non,[435] а с другой — без моего участия в деле не признавал возможным начинать его».[436] Владимир Иванович обиды помнил долго. Уже при советской власти, в 1922 году, в письме театральному критику, историку театра H. Е. Эфросу он высказался более резко: «Строя новый театр, Морозов хотел поставить меня на второе, третье или десятое место, отказываясь, однако, вести дело без меня».[437]

Трудно сказать, пытался ли Морозов в действительности свести на нет роль Немировича-Данченко в решении дел МХТ: Владимир Иванович был склонен преувеличивать козни своих мнимых и действительных недоброжелателей. По словам исследователей, «при обсуждении этого пункта Савва Тимофеевич требовал сохранить за собой решающий голос в делах Правления Товарищества и полную хозяйственную независимость. И это не было, безусловно, продиктовано личной выгодой или болезненным самолюбием… Этим пунктом Устава Савва Тимофеевич требовал… доверия».[438] Думается, это замечание соответствует действительности. Морозов хотел оградить себя от неприятных неожиданностей со стороны других пайщиков. Ведь он фактически брал на себя главную ответственность за финансовое обеспечение дальнейшей деятельности театра в течение трех лет. Кроме того, купец давал Товариществу такие обязательства, выполнение которых никак нельзя назвать легкими. Поэтому он старался заранее укрепить свои позиции — не ради личной выгоды, а на благо общего дела.

Однако Немирович-Данченко на своих позициях стоял твердо и даже вынудил Савву Тимофеевича пойти на некоторые уступки. Из окончательной, имеющей юридическую силу, версии документа текст 17-го параграфа не исчез, однако он остался в качестве примечания, а не как самостоятельный пункт договора. Зато из окончательной версии исчезли примечания 1 и 2 к параграфу 2-му, где говорилось, что если у пайщиков «не окажется средств для внесения своих паев, то С. Т. Морозов авансирует потребные для каждого участника суммы под векселя сроком на три года» — в счет будущих прибылей. Любопытно, что Немировичу-Данченко, наравне с простыми актерами, Морозов открывал кредит лишь на три тысячи рублей, в то время как Станиславскому он готов был предоставить 15 тысяч, а Лужскому — шесть тысяч. Видимо, именно это обстоятельство больно задело Владимира Ивановича… В 1907 году в письме Станиславскому он всё еще с обидой вспоминал: «Морозов сочинил Проект Товарищества, по которому никак не могли найти, что я такое в Театре. При этом, когда я отказывался вступать в такое Товарищество… тогда Морозов отказывался перестраивать театр и давать денег. Для спасения дела я должен был принять и этот унизительный для меня договор. И при том же Морозов заявлял, что он доверяет мне не более чем всем второстепенным лицам, т. е. 3000».[439]

В итоге был принят отдельный документ, дополнявший Условие между пайщиками МХТ, — Условие между Саввой Тимофеевичем Морозовым и пайщиками Московского Художественного театра (на срок с 1 октября 1902 года по 1 июня 1905 года). Здесь пункт, задевший самолюбие художественного директора, звучал совершенно иначе: «С. Т. Морозов обязуется кредитовать пайщиков в половинной сумме их паевого взноса на тот случай, если… им придется делать дополнительные взносы для пополнения оборотных средств театра».[440] Не зря, видимо, под новым документом стоят подписи не всех пайщиков, а только Морозова и Немировича-Данченко.