веры во вред первородного греха. Через некоторое время его все-таки обнаружил следователь, проводивший расследование еще по первому делу. Селиванов бежал в Москву, но его вычислили и поймали. Кондратия ждал путь под конвоем до Иркутска с остановками во всех поселениях скопцов, с перерывами на публичные наказания и порку.

В месте заключения Селиванов проводит 20 лет своей жизни. В это время доверенные лица на свободе не теряют хватки, привлекая новых послушников, распространяя учение, оскопляя всех подряд и планируя организованный побег для Кондратия. Эти истории вкупе с заключением и отбытием срока сделали из него мученика. Селиванов написал и распространил автобиографию, переписав библейские стихи на собственный лад и сделав себя главным героем. «Страды и похождения Кондрата Селиванова» хранились у каждого уверовавшего дома. Своеобразное скопческое евангелие напоминало о страданиях Искупителя.

В 1797 году Кондратий вернулся в свободный мир. За время его отсутствия учение просочилось и в высшие слои общества. Купцы, мещане, торговцы поголовно отрезали себе половые органы во всех уголках Петербурга. По ночам из квартир и домов доносились молитвенные стоны. У секты начал образовываться собственный капитал. Послушников стали привлекать за деньги. Одним из способов насильственного привлечения в секту был «в счет долга». Нет возможности отдать деньги? Отрезаем гениталии и веруем в божественность Селиванова, все очень просто. В этот же период скопцы активно проникают в ряды военнослужащих. Если в полку оказывался хоть один оскопленный солдат, весь полк молниеносно принимал веру и «печать». Вслед за Селивановым такие отступники ссылались в Сибирь.

Но вернемся к самому Кондратию. Приехав из Сибири, он получил амнистию благодаря императору Павлу, но был отправлен в психиатрическую лечебницу. В Обуховском смирительном доме Селиванов знакомится с Еленским, камергером польской короны, который находится там на добровольном лечении. Речи Кондратия так вдохновляют поляка, что он быстро отказывается от душевной реабилитации, поручается за «Искупителя» и выходит вместе с ним на волю. Впоследствии Еленский слишком открыто начал внедрять в свои проекты российского обустройства идеи скопцов, за что был сослан тихо проживать свою жизнь в Суздаль. С Кондратия взяли слово, что он больше не станет кастрировать людей, и отпустили на волю.

Селиванов поселился на втором этаже в богатом доме купцов Ненастьевых. На фоне общего увлечения мистикой в то время учение скопцов оказалось невероятно востребованным и популярным. Кондратий редко спускался вниз, к жителям и хозяевам дома, а вот очередь подняться к нему была постоянно. Офицеры, солдаты, барышни, министры приходили за причастием, отпущением греха, советом и исцелением. Все радели, пели «Дай нам, Господи, Иисуса Христа»[30], растаскивали на амулеты куски одежды, волосы и объедки Селиванова. В 1805 году пронесся слух о том, что сам государь приходил к Кондратию за советом насчет войны с Наполеоном. Считается, что эта новость вдохновила Пушкина на написание «Сказки о золотом петушке»: «Вот он с просьбой о подмоге / Обратился к мудрецу, / Звездочету и скопцу».

Золотой век скопцов завершился неожиданно. По настоянию князя Милорадовича Селиванов был снова сослан, на этот раз в Спасо-Евфимиев монастырь в Суздале. Оказалось, что оба племянника Милорадовича, два красивых молодых офицера, оскопили себя на фоне модной тенденции.

Проповедник-оскопитель умер в 1832 году, там же, в монастыре, и похоронен. Его могила стала местом паломничества, к ней стекались со всей Руси. Скопцы закапывали рядом с могилой еду и предметы, чтобы таким образом позднее принять причастие от Кондратия или сделать оберег из «заряженного» предмета.

За пределами России скопцов никак не преследовали и не угнетали. Очень много дел велось в Румынии. Постепенно скопцы теряли рвение, женили своих детей, которых произвели на свет до оскопления. Раньше это не имело смысла, так как детей тоже оскопляли. Но ажиотаж со временем спадал.

Ортодоксальные скопцы были совершенно недовольны данным фактом и в 1872 году образовали общину в Галаце, под предводительством богача Куприянова. Радения и прочие ритуалы велись у него дома.

Одним из примечательных прихожан стал Кузьма Лисин, метивший на звание нового Искупителя. Но всеобщего признания не случилось, Куприянов выгнал его из своего дома. После чего Лисин забрался на холм и сказал: «Я, Саваоф, вкатил в своего сына второго искупителя, ты мой сын возлюбленный» – по сути, провозгласив себя новым Селивановым. Своих ближайших друзей он назначил Иоанном Богословом и Василием Великим. Последний, правда, был быстро назван Богородицей, за неимением в ближайшем круге женщины. Из Румынии Лисин отправился в Россию с большими планами. Он хотел собрать 144 тысячи скопцов, приехать в Москву, воссесть на престол и начать как можно скорее вершить справедливый, но строгий суд над всеми грешниками. Это число выбрано не случайно: по преданию скопцов, именно столько необходимо последователей для начала «Страшного суда», после которого начнется торжество всех истинно верующих, то есть оскопленных. По пути в Москву Лисина задержали и вместе с приспешниками отправили в Сибирь. Приключения новоявленного божества закончились.

В год ареста Лисина следователи обнаружили общину скопцов на севере Тамбовской области, в городе Моршанске. При обыске было найдено золото общей стоимостью один миллион рублей. Оказалось, что моршанцы не только вели дела по России, но еще и налаживали торговлю с Лондоном. Деньги, конечно, конфисковали, но скопцов это не остановило. Они продолжили наживать капитал, что сыграло с ними злую шутку. В революционные годы, когда гонения на скопцов вдруг прекратились и появилась надежда на то, что теперь они смогут задышать полной грудью, они внезапно становятся лишенцами. Взбудораженные революционеры, наслушавшись рассказов о невероятных богатствах скопцов, фактически начинают охоту на них. Так агнцы Божьи становятся русскими лепреконами. Их ловили и под пытками заставляли рассказывать о местах хранения богатств.

В 1930 году проходит последний судебный процесс над скопцами в Ленинграде. О нем печатают в газетах, дело приобретает огласку, заставляя скопцов уйти в подполье уже навсегда. Ткачихи фабрики Желябова на Ковенском переулке оказались оскопленными. Они не теряли контакт с единоверцами по России, посылали друг другу письма, деньги, фотографии, укрепляя таким образом силу сообщества. Подобные действия посчитали заговором против власти и всех отправили в ссылку. В 1994 году в Латвии опубликованы материалы о проживающих на территории страны последних из представителей скопцов – двух старичках.

Быт скопцов интересный и строго иерархический. Оскопленную женщину, жившую, например, при мастерской, невозможно встретить на улице. У нее не было необходимости туда выходить. Они покрывали головы белыми платками в знак чистоты, работали дома, постились, молились и посвящали себя труду. По ночам радели вместе со всеми. Дети небогатых сектантов и их родственники отправлялись в город на заработки.

Ворота в мастерские и дома всегда были закрыты.