– Она хорошая женщина.

– Вы говорите так, будто знаете ее.

– Я знаю почти всех местных жителей. Она уезжала отсюда после большого скандала. Ваша мать слыла местной красавицей. Я был тогда ребенком, но природа наградила меня длинными ушами, и я с толком использовал их. Так, например, я узнал, что Анри Сент-Аланжер влюбился в деревенскую красавицу, а злобный старый Альфонс отказался благословить эту пару и что вот-вот появится ребенок, а Анри должен либо бросить девушку либо убираться из дома. Анри предпочел бросить девушку. Бедная Мари-Луиза! Она жила с матерью, для которой вся жизнь была сосредоточена на ней. Говорили, что она была убита горем, когда Мари-Луиза умерла при родах.

– Я послужила причиной этого несчастья.

– Без вины виноватая. – Он улыбнулся. – Когда ваша бабушка захотела, чтобы вас признали законной внучкой и предъявила свои требования старому тирану, он отправил вас к дальней английской родне из отколовшейся ветви гугенотов. Мадам Клермонт была приманкой, против которой они не смогли устоять – она была гением швейной машинки, и Сент-Аланжеры ее очень ценили. Старый Альфонс согласился уступить ее Сэланжерам, если они возьмут к себе девочку и дадут ей такое же воспитание, как собственным детям. Таким образом он избавился от этой обузы и постоянного напоминания о проступке своего сына. А потом вы вышли замуж за одного из Сэланжеров, и это должно было стать счастливым концом. Но, видно, что-то пошло не так.

Я ощутила болезненный толчок в сердце при воспоминании о днях и ночах во Флоренции, проведенных с Филиппом... когда я с каждым днем все больше влюблялась в него... даже ужасная смерть Лоренцо не смогла надолго затмить нашего счастья.

– А теперь вы загрустили, – сказал он. – Вспомнили о своем замужестве?

– Оно так страшно и внезапно закончилось. И было совсем недолгим.

Неожиданно я обнаружила, что рассказываю ему об исчезновении Филиппа из дома и о том, как обнаружили в лесу его тело.

– Почему? – спросил он.

– Не знаю. И никогда не узнаю этого. Мы были счастливы. Мы только хотели купить себе дом. Его смерть так и осталась загадкой.

Я рассказала ему о том ужасном времени и о вердикте дознания.

– Невероятно, – сказал он. – Должно быть, у него была какая-то тайна, и для него было невыносимо, чтобы вы узнали ее.

– Я никогда не поверю, что это было самоубийством. Иногда я размышляю, кто же мог убить его.

– Почему?

– Потому что, если это не самоубийство, значит, его кто-то убил.

Я рассказала ему о гибели Лоренцо.

– Понимаете, иногда я думаю... хотя это пришло мне в голову только после того, что случилось с Филиппом... что во Флоренции тоже покушались на него, но по ошибке приняли за него Лоренцо.

Я видела, что его потрясло это сообщение.

– Это, безусловно, проливает новый свет на все случившееся, – сказал он. – Вы когда-нибудь сможете забыть все это?

– Думаю, что никогда.

– А вы никогда не пытались разгадать эту тайну?

– Я без конца ломала над этим голову, но не видела абсолютно никаких причин. По всему выходило, что этому есть только одно объяснение, но и оно казалось невозможным.

– Да, ни одному мужчине не удастся выдержать сравнение с вашим мужем. Он навсегда останется в вашей памяти... таким, как в те недели вашего счастья. Вы слишком недолго пробыли вместе, чтобы обнаружить какие-то недостатки друг у друга. Говорят, молодыми умирают те, кого возлюбили боги.

– Вы верите этому?

– Этим людям даруется вечная юность, потому что для тех, кто их знал, они навсегда останутся молодыми.

– В ваших словах звучит зависть. Надеюсь, вы не жалеете о том, что живы?

– Только не я. Я бы на его месте рискнул выдать свои грехи. Вы рассказали мне о своем муже. Я расскажу вам о своей жене. Вы, наверное, знаете, что в таких семьях как моя, браки устраиваются родителями.

– В общем, да.

– Мне было восемнадцать, когда мне нашли жену.

– Меня удивляет, что вы допустили подобную ситуацию.

– Я взбунтовался. Эта юная леди не сумела внушить мне любовь. Но она принадлежала к одному из величайших домов Франции. Они сохранились у нас, несмотря на Liberte, Egalite, Fraternite[24]. Мы придерживаемся старых традиций. После той бойни, которая была в прошлом веке, уцелело всего несколько таких домов. Карсоннскому замку повезло. Возможно, мы слишком далеко запрятались. А может быть, наши крестьяне оказались слишком ленивыми. Замок не тронули. Ну и кроме того, мы находимся практически на границе с Италией. Но выжили не только мы. Эти семьи стали держаться вместе, как во времена наполеоновских войн... до падения монархии и после. Поэтому я был обязан жениться на девушке, которую для меня выбрали родители. Отец объяснил мне, что не стоит из-за этого особенно убиваться. Все, что от меня требуется – это выполнить свой долг и произвести на свет наследника Карсонна, в жилах которого будет течь необходимое количество голубой крови. Как только я это сделаю, сказал мой отец, я могу поискать удовольствия в любом другом месте. Каждый французский дворянин обязан сначала выполнить долг перед женой, а уж потом волен завести себе любовницу. Таков обычный порядок вещей.

– Весьма приемлемый для вашего пола.

– Вы правы. Итак, я женился. Бедная Иветта. Она была совсем ребенком, ей не исполнилось и семнадцати; едва ли она была готова к материнству.... так же, как и я был не готов стать отцом. Тем не менее мы выполнили свой долг, и в надлежащее время появился Рауль. Иветте это стоило жизни. Так я и стал вдовцом.

– А вас не хотели женить вторично, чтобы вы произвели новых наследников с голубой кровью?

– Хотели. А я – нет. Свой долг я уже исполнил. Теперь я был сам себе хозяин, поскольку отец к тому времени уже умер. Жизнь в браке не для меня. Я наслаждался своей свободой.

– Но, насколько я поняла, вы не рассматривали брак как нечто, способное подавить вашу свободу?

– Ну, в общем, да. Но я из тех людей, которые предпочитают идти по жизни в одиночку. Так что я доволен своей жизнью и безумно наслаждаюсь, когда меня начинают преследовать дамы, которым взбрело в голову заполучить титул графини и эти древние камни. До сих пор мне удавалось счастливо избегать их силков.

– Думаю, преследования бывают очень настойчивыми.

– Когда как. А вы, дорогая мадам Сэланжер, тоже предпочитаете одиночество?

– Во всяком случае это лучше, чем несчастливый брак.

– Думаю, в вашем случае домогательств тоже хватало?

Я молчала, думая о Дрэйке. В эту ночь, впервые за долгое время, я могла думать о нем почти спокойно.