– Я же говорил тебе, Шкилет: зря ты всё это затеял. Зря! Ну сам подумай, какая тебе выгода от того, что ты сдохнешь, как шелудивая сука! – Кунтыш всё никак не хотел поверить в то, что положение его безвыходно. Его глодала обида на самого себя, что влип-то он, собственно, исключительно из добрых побуждений – просто хотел услужить хозяину и проследить за подозрительным типом, который косо посмотрел на почтенного Хача, а тот и не заметил. Мог бы, между прочим, и не надрываться так… – Ну, развяжи ты меня. Это ты мастак глотки перерезать, а я-то – безобиднейший человек, можно сказать, агнец непорочный. Мне только бы выгоду свою не упустить, сам понимаешь…

– Заткнись. – Шкилет наблюдал из-за скального выступа за тем, что творится внизу, в Чертоге, и чем дальше, тем меньше ему нравилось происходящее.

На башне маяка вспыхнул огонь, и был он непривычно золотистого цвета – сквозь густой чёрный дым пробивались алые сполохи. На море стоял абсолютный штиль, чего раньше никогда не случалось в середине осени. Значит, Хлоя свалила куда подальше от своего Чертога, значит, жрецы сдали её и сейчас усердно лижут задницу новому господину.

– Нет, ты скажи, чего тебе надо, – не унимался Кунтыш. – Может, столкуемся, а? Я ведь всё слышал, как ты со Служителем якшался. Храм – тоже сила, это верно. И ты правильно решил – если на Храм работать, и задница своя целее будет, и выгоду можно поиметь. Давай я Око выкраду. Я уже однажды его спёр, могу и ещё раз. Ты же только грабить умеешь, а к Оку тебе со своим тесаком не подступиться, я тебе точно говорю. Только учти – недёшево обойдётся. Да развяжи ты меня, в конце концов, – руки уже отваливаются. На что я тебе без рук?

– Заткнись, – повторил Шкилет. – Сам заткнись или я тебе пасть законопачу. – На самом деле он считал предложение Кунтыша не лишённым заманчивости, но, с одной стороны, не знал, как вообще можно довериться такому пройдохе, а с другой – не мог представить себе Служителя, который бы расплачивался с ворюгой за кражу. Надо было действовать самому. Сначала перерезать горло этому недоноску, а потом… А что, в самом деле, потом?

Позапрошлой ночью, скрутив Кунтыша, напавшего на него сзади, Шкилет пытался вызвать Служителя Нау, но тот так и не появился. И на вчерашнем закате он тоже не отозвался. Может быть, сейчас попробовать? Пусть заодно и с этим поговорит…

– Нау! – Серебряный оберег на груди слегка потеплел, и Шкилет повторил свой зов: – Нау!

– Чего нукаешь? Не запряг… – подал голос Кунтыш, но тут же умолк, с ужасом глядя на тёмный силуэт, невесть откуда появившийся у соседнего валуна.

– Кто это с тобой? – вместо приветствия поинтересовался Служитель.

– Да вот – поймал я тут одного проходимца, – ответил Шкилет, пинком давая Кунтышу понять, что надо поприветствовать гостя вставанием. – Сначала грохнуть меня хотел, а теперь свои услуги предлагает, не даром, конечно.

– Грохнуть – это значит убить?

– Ну да, – подтвердил Шкилет. – Вот. Так прямо и говорит: если в цене сойдёмся, могу и камушек спереть.

– И ты ему веришь? – Нау окинул взглядом Кунтыша, который едва держался на связанных ногах, опершись спиной на скалу.

– Верю? – переспросил Шкилет. – Я? Да я вообще никому не верю. Не знаю, как у вас там, а в Корсе точно верить никому нельзя.

– Мне-то можно! – немедленно возразил Кунтыш. – Я, между прочим, заказчиков никогда не подводил. Если я чего не могу – так и говорю: не могу. Потому и жив до сих пор. Не кашляю даже.

– Развяжи его. – По силуэту Служителя пробежала волна, и он на мгновение стал прозрачным, отчего у Кунтыша отвисла нижняя челюсть.

– Чего-чего? – переспросил Шкилет.

– Развяжи его.

Шкилет достал тесак из деревянных ножен, схватил своего пленника за плечо, развернул его лицом к скале и одним взмахом перерубил верёвки, стягивавшие запястья.

– Остальное сам распутает… Ну, развязал. А дальше-то что?

– А теперь пусть уходит.

– Это как это – уходит!? – Шкилет уже сделал замах, чтобы снести Кунтышу голову, но на пути клинка внезапно оказалась рука Служителя.

– Пусть уходит, – повторил Нау спокойно, но твёрдо. – Он слишком опасен, чтобы держать его при себе. Опасность грозит любому, кто рядом с ним, так что пусть лучше Хач и продолжает пользоваться его услугами.

Возблагодарим Творца за хлеб и кров наш!

Возблагодарим Творца за все блага земные!

Возблагодарим Творца за то, что открывает Он перед нами свои Небеса, когда приходи наш срок!

Возблагодарим Творца за те испытания, которые Он нам посылает!

Возблагодарим Творца за то, что Он дал нам силы не свернуть с избранного пути!

Благодарственная молитва странника.

Стих 1-й

Смута, охватившая земли Холм-Эста, закончилась так же внезапно, как и началась. Поместные эллоры вместе со своими дружинами присмирели, поняв, что с новым лордом шутки плохи, а рука его, несмотря на преклонный возраст, ещё достаточно тверда, чтобы удержать власть. Мастеровые, услышав, что подати будут снижены на треть, тут же отправили к Гудвину Марлону цеховых старшин выразить всеобщую признательность. Поутру с окраины гончарной слободы доносились приглушённые вопли и гомон толпы. Там при большом скоплении народа рубили головы мародёрам – Мухор Пятка, видимо, всё-таки нашёл себе работу по вкусу и при новой власти. Никто не смел приближаться к заполненной мутной бурой водой котловине, образовавшейся там, где когда-то возвышался замок. По слободе и окрестным селищам начали расползаться слухи, будто оттуда по ночам выходят призраки: один – маленький и тощий, с витыми рогами и козлиной бородой, другой – повыше ростом, без рогов и бороды, но тоже страшный… Тех, кто разносил эти слухи, отлавливали смирники и на заднем дворе таверны, где продолжал квартировать новый лорд, им отсчитывали по паре дюжин плетей и отпускали, пообещав, что в другой раз будет четыре дюжины. Приход к власти дома Марлонов должен был ознаменоваться миром и покоем. Никакой нечисти – это всё позади, и Служитель из Храма, сам бывший лорд, прославленный многими военными победами, чудесным образом оказавшийся на многострадальной земле Холм-Эста, изгоняет Священным Посохом скверну из душ и жилищ, освящает обереги, колодца, инструменты и оружие. Мир и покой… Покой и изобилие… Изобилие и порядок…

Надо было возвращаться, и чем скорее, тем лучше. Юму уже вторую ночь снился меч мастера Олфа, остановившийся в вершке от его глаз. Рассказ отца о поединке Олфа со Зверем снял с души внезапную тяжесть, которая легла на неё, когда пришлось увидеть в руках чудовища, в которое превратился Сим Тарл, меч, знакомый с детства. Слава Творцу, Олф жив… С тех пор, как братья Логвины вытащили пленников из выгребной ямы, прошло не меньше дюжины дней, а лорд Гудвин всё никак не хотел выходить из роли гостеприимного хозяина. Надо было возвращаться в Холм-Дол, и надо было что-то делать с новой опасностью, затаившейся в недрах Несотворённого пространства, опасностью, которая и возникла-то отчасти по его, Юма Бранборга, вине. Хотя почему отчасти? Нельзя жалеть или оправдывать себя даже в мыслях. Нельзя искать покоя, когда изнутри гложет чувство вины, а извне подбирается новая беда, которая может обрушиться на всех живущих в этом мире.