Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андомака уже спустила на Сэммиш псов, не так ли? Спустила Алис. На Зеленой Горке ее звали маленькой волчицей, но подразумевали собаку.
– Как же я зла, – сказала она, обращаясь к темноте, пеплу и Долгогорью. – Я зла, как никто.
Однако за этим словом скрывалась сотня других чувств. Она была зла и ошарашена. Зла и унижена. Зла и, не понимая чем, пристыжена. Страшно захотелось врезать по коробу Дарро, разбить деревяшку дубинкой, смести на пол прах. Она вскинула руку, не успевая обуздать свой порыв. Но лишь оскалила зубы на посмертный знак.
– Пошел на хер, – прорычала она покойному брату. – Пошел ты на хер!
Она опять подошла к тайнику, но не за свечкой. Вместо этого взяла монеты. Все, что там оставалось. Она потратит каждую из них, если надо, но Сэммиш найдет. Иначе ей не накинуть мокрую тряпку на пожар в голове. Чем платить за комнату, Алис придумает, а если нет, съедет. Неважно, главное как-нибудь все исправить. Как-нибудь остановить.
Она спустилась вниз по темной, как дымоход, лестнице, на ходу хлобыща дубинкой по стенам и наслаждаясь жестоким грохотом и приятной отдачей в руке. Выход есть. В городе существует дорожка, что ведет от нее прямо к Сэммиш, – надо только ту тропу отыскать.
Весною улицы были оживленнее, чем дозволяли зимние холода или летний потливый зной. Цокала пара упряжек, но в основном узкие, гнутые переулки заполняли местные – мужчины, женщины, дети и псы их квартала. Голоса и колеса журчали, подобно реке. Алис миновала поворот к Ибдишу, на минуту становясь той девчонкой, что прибежала сюда в день коронования князя, когда по пятам гнался стражник с мечом наголо и жаждой кровопролития. Казалось, она вспомнила сон.
Широколицая и плечистая девочка лет десяти сидела на корточках у забора. Рядом пристроился худенький белобрысый мальчишка. Большая Салла и Элбрит чем-то обменивались с серьезностью игроков у окна ставок. Большая Салла поглядела на Алис, с недоверием сузив глаза. Алис не останавливаясь прошла мимо.
И в эту минуту она осознала особенно четко, какой дорогой на ней плащ, как искусно выделан кожаный пояс. Даже швы на сапогах кричали о вложенных средствах, о положении в обществе, о могуществе. Покупая одежду, она знала об этом. Хотела специально. Платила немалые деньги. С ощущением, будто вырядилась в маскарадный костюм, Алис прониклась и тем, сколько золота несет в кошельке на бедре. Если бы в возрасте Большой Саллы кто-то сглупил пройтись перед ней с такими деньжищами, она попыталась бы их прибрать, при поддержке команды иль нет. Пускай пробует – тогда Алис разобьет девчонке башку и порадуется. Что говорят о ней эти мысли, она не знала. Знала одно – это правда.
Она представила, как посреди улицы появляется Сэммиш. Почему бы и нет? Долгогорье – их общий дом, а счет переулкам и спускам не настолько большой, чтобы случайная встреча оказалась невероятной. Пекарня, где Сэммиш снимает комнату, всего лишь в паре поворотов отсюда. Коль Алис неохота ни с кем разговаривать, спрашивать, может, стоило бы побродить по окрестностям, пока неизбежное не настанет само… И тогда…
И тогда непонятно. Она схватит подругу и потопает с ней на Зеленую Горку? Далековато идти. Изобьет ее до бесчувствия, приволочет к праху Дарро, а после вызовет Трегарро с подручными? Вполне возможно. Подробности утрясутся потом. Сейчас главное – найти Сэммиш.
«И сделать с ней то, что сделал бы Дарро?»
Эта мысль внезапно прорезалась сквозь мглу и марево, будто на ухо шепоток. Если начистоту, Алис понятия не имела, что сделал бы Дарро на ее месте. Поставить его на это место не получалось никак. И это пугало страшнее всего.
Она свернула на нужную улицу, только теперь сообразив, куда все это время держала путь. В последний раз она проходила тут за пять дней до Длинной Ночи. Снег со льдом той поры растаял, вытек, испарился из памяти.
Узкую дверь явно не смазывали несколько лет. Втулки когда-то вытаскивали и меняли, а ржавчина старой железной задвижки въелась в деревянное полотно. Алис качнула в руке дубинку, примеряясь крепко стукнуть. Помедлила и опустила ее, обойдясь костяшками пальцев.
Изнутри донесся возглас, правда, без осмысленных слов. Кряхтение или ругательство, потом шаги. Мать отперла дверь, встречая Алис пустым выражением лица. На щеке у нее краснел след – отлежала, пока долго и неподвижно спала. Позади темнела комната, и спертый воздух в доме пах застарелым вином.
– Я ищу Сэммиш. Подумала, может, она заходила тебя проведать, – сказала Алис. – Не знала, что ты спишь.
Не уверенная, что мать ее слышит, Алис на мгновение растерялась. На мгновение падающей звездой грянул страх – неужто беда? Неужто мать больна или спилась окончательно? Неужто возраст пожрал ее ум, пока Алис не было рядом? Затем старая женщина пожала плечами и вернулась обратно в темноту дома. Оставив дверь открытой. Поколебавшись, Алис вошла за ней следом.
37
– Как вы помните, она не играла, – сказал Трегарро. – Андомака. Она была равнодушна к игре.
– Могла заинтересоваться впоследствии, – промолвило нечто ее устами. – У меня большой опыт вживаться в различные жизни. Об Элейне а Саль до сих пор ни слуху ни духу?
Трегарро покачал головой. Они сидели в гостиной с окнами на внутренний дворик. Деревянные панели переливались светом, взятом взаймы у солнца, и резьба на них казалась глубже, чем была в действительности. Снаружи пели свои брачные песни птицы, а здесь между ними лежала чистая доска. Существо принялось расставлять красные бусины на своей половине, а прозрачные – перед Трегарро. Капитан стражи Братства Дарис, приобщенный к сокровенным секретам, подождал, пока оно закончит, и сделал стандартный начальный ход. Нить Китамара призадумалась, последовать привычной схеме или рискнуть – и опробовать нечто новое. Через минуту оно отказалось идти на жертвы, положившись на испытанную стратегию. Перемена в одном могла соблазнить его поменять и что-то другое.
Интересным был этот залатанный человек. Оно познакомилось с ним, когда было Осаем, а Трегарро – обычным послушником с востока, но с острым мечом и непоколебимой верностью Братству. Корней он в городе не имел, поэтому был способен на безоглядную преданность. Пока оно населяло плоть мальчика с Медного Берега, Трегарро казался таким же, как раньше. Надо было стать Андомакой, чтобы страж раскрылся совсем по-другому. Мягче, с едким остроумием, которое