заметил он. Марвуд молчал. – Похоже, совсем новая. Сэр, если она никому не нужна, я, так уж и быть, избавлю вас от хлопот и заберу ее себе.

Кэт пристально вглядывалась в лицо Марвуда.

– В чем дело?

– Горса в последний раз видели на Лиденхолл-стрит. Он был в новой шляпе. В бобровой.

– Судя по звукам, кто-то шел к вашему дому, – принялась рассуждать Кэт. – Но другие люди схватили его и утащили отсюда. Думаете, сюда приходил Горс?

– Мы не знаем. – Марвуд устремил взгляд в темноту в дальнем конце переулка. – Трудно сказать, был Горс одним из нападавших или сам пострадал от них. Нам не известно, сколько человек подстерегали жертву. Не знаем мы и того, жива она или мертва. К тому же мы не имеем представления, зачем Горс сюда приходил.

– Короче говоря, хозяин, ясно только то, что ничего не ясно, – весело заключил Сэм. – Что ж, обычное дело.

– Возвращаемся, – распорядился Марвуд. – На улице нам делать нечего.

Они вошли в дом. Марвуд распорядился, чтобы ужин подали в гостиную, где в камине теплились угли. Они с Кэт разделили холодный пирог с бараниной. У обоих не было аппетита. Почти ничего не съев, Марвуд отодвинул тарелку.

– Обратно поедете в наемном экипаже, – объявил он. – Мы с Сэмом вас проводим – на всякий случай.

– В этом нет нужды.

– Предосторожности лишними не будут. Ситуация усугубляется с каждым днем. Полагаю, мне и самому грозит опасность. Сегодня на Уайтхолльской лестнице меня подкараулили двое. Средь бела дня. Это были люди герцога Бекингема.

– Но почему? – спросила Кэт. – В чем причина?

– Хотел бы я знать ответ.

– А Эдвард? При чем здесь он?

Марвуд молча пожал плечами. Когда Кэт поужинала, он позвал Сэма и велел тому принести плащи.

А пока они ждали, Марвуд сказал:

– Извините, что утром в мастерской Ньюкомба поставил вас в неловкое положение. – Отвернувшись от Кэт, он принялся с остервенением ворошить угли. – Я должен был предвидеть, как остальные расценят мое повышенное внимание к вам. Начнутся смешки, пересуды…

– Пустяки, – отмахнулась Кэт, думая о сумке с вещами Эдварда и о том, с какой заботой Марвуд собрал их для нее. – Это не худшая из моих неприятностей.

Марвуд опустил кочергу. На секунду их взгляды встретились. Марвуд улыбнулся и начал что-то говорить, но тут дверь распахнулась и вошел Сэм с их плащами на локте.

На следующее утро Кэт проснулась рано. Доркас еще вовсю храпела на своей половине чердака. Обычно четверг был для Доркас рабочим днем, а значит, требовал раннего подъема. Но из-за нового печатного станка господина Ньюкомба график выпуска «Газетт» сдвинулся.

Лежа на спине, Кэт смотрела, как лучи рассвета пробиваются сквозь трещины в черепице. Она слышала, как зашевелились животные в конюшне, воздух был полон их насыщенными, острыми запахами.

Кэт с непреодолимой силой тянуло в мастерскую. Она хотела стоять перед чертежной доской и при все более ярком свете разглядывать план будущего здания. Без работы она чувствовала себя будто голодный без пищи.

Но вместо этого она будет вынуждена прятаться по углам и из кожи лезть вон, чтобы положить свои жалкие несколько пенни в их с Доркас общий котел. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное»[10], – сказал Кэт отец, когда она шарахнулась от попрошайки, и Томас Ловетт счел нужным прочесть дочери нравоучение по этому поводу. Однако сейчас Кэт от этой науки было не легче. Тут ей пришла в голову богохульная мысль: будь Господь архитектором, он устроил бы все более разумно.

Ни с Витрувием, ни с Палладием не приходится гадать, каковы их намерения, и чаще всего оба достигают поставленных целей. К тому же, став взрослой женщиной и лишившись богатства, Кэт пришла к выводу, что обещанное воздаяние на небесах – малое утешение для тех, кто страдает от нищеты в земной жизни. С тех пор как Кэт покинула дом Олдерли, у нее было более чем достаточно возможностей увидеть, как живут бедняки.

Позже Кэт отправилась в пекарню за булочками, и вдруг туда ворвался мальчишка с новостью, что из реки выловили тело убитого мужчины. Сейчас оно на Ботольфской пристани у ворот Биллингсгейт. Кто такой этот человек, неизвестно. Вернувшись на конюшню, Кэт обо всем рассказала Доркас.

– Труп? – Доркас принялась с трудом подниматься на ноги. – Надо пойти взглянуть. Говоришь, убили? Помоги-ка мне встать. Скорее, пока его не унесли.

Кэт в первый раз видела, чтобы у Доркас так загорелись глаза. Для многих лондонцев смотреть на трупы – особенно если речь шла о телах убитых – своего рода забава, вызывающая нездоровое оживление.

– Может, на берег что-нибудь нужное вынесло, так заберем себе, – прибавила Доркас.

Поняв, что спорить бесполезно, Кэт помогла ей спуститься по лестнице. Вдвоем они пошли к реке, на ходу жуя булочки, а небо над их головами затянуло мрачными серыми тучами. Ботольфская пристань была расположена за мостом, ниже по течению, где Темза приближается к устью и принимает совсем другой облик. От кораблей на воде было не протолкнуться – мелкие посудины так и сновали между лихтерами, а посередине реки на якоре стояли торговые суда.

Во время отлива Доркас часто ходила на берег смотреть, как дети копошатся в грязи и мусоре, выискивая что-нибудь, представлявшее хоть малейшую ценность. Темза отличалась своенравием. Река чего только не уносит, говорила Доркас, однако никогда не угадаешь, что она решит оставить. Люди, промышлявшие таким способом, знали Доркас. Некоторые приносили свои находки ей, и если она заключала, что сможет извлечь выгоду из мокрой тряпки или поношенного башмака, то покупала эти вещи.

Торговые ряды у пристани удивительным образом опустели, да и на берегу народу было меньше, чем обычно. Зато на выступавшем вперед причале собралась шумная толпа, и все как один глядели вниз.

Доркас дотронулась до локтя одного подмастерья:

– Где его нашли?

Веснушчатое лицо мальчишки сияло от восторга.

– C подветренной стороны от вон того лихтера. Ночью он зацепился за якорную цепь.

– Как его убили?

– Говорят, ножом ударили.

– Кто он такой?

– Не знаю. Наверное, папист – за это его и прирезали. Вот, смотрите.

На секунду толпа расступилась, давая дорогу портовому чиновнику. Среди ног и подолов Кэт разглядела на причале распростертое тело мужчины. Раздетый догола, он лежал на спине. Всю его одежду украли или перед смертью, или после нее. Руки и ноги были повернуты под неестественными углами, а глубокая бескровная рана, дочиста промытая водой, пересекала грудь. При виде обнаженной кости девушка сглотнула ком в горле, стараясь побороть тошноту.

Широко открытые глаза покойного глядели в небо,