— Господи! Ты во сне тоже экономишь?

Я посмотрел на записку от мамы. Вся в мокрых пятнах от растаявших кубиков льда. Печальная и нелепая сцена… Я сел на диван рядом с отцом. Вдруг по газону, стряхивая хвойные иглы с сумочки, пробежала Эллен, бывшая папина пассия.

— Отправь эту суку приставучую подальше! — приказал отец.

Я подошел к двери и крикнул:

— Эллен, мы все видели! Она выглянула из-за азалии.

— Эллен, сегодня не самый лучший день для слежки! Отец очень подавлен, и, что бы ты ни планировала, сегодня это не кстати.

— А-а… Ну, ладно! Приду завтра.

— Спасибо.

Я вернулся в дом.

— А мама сказала, где будет жить?

— Нет.

— И телефон не оставила?

— Нет.

— А сумку собрала?

— Не-а.

Я мысленно пролистывал список маминых увлечений, живых и мертвых; отец обо всех даже не подозревал.

— Если она не собрала сумку, надолго ли она уехала? Успокойся.

Но отца было трудно утешить.

— Все эти годы она была так чиста и доверчива! А я трахал каждую сучку на работе.

Он проглотил еще несколько коктейлей и вырубился. Искать мать пришлось мне. Я позвонил Джону Доу:

— Привет, Джон!

— Привет, Итан! Что случилось?

— Джон, мне нужно найти свою мать. У меня такое чувство, что она в гостях у твоей. По поводу удобрений.

Молчание.

— Джон?

По-прежнему молчание.

— Джон?

— О боже…

— Почему ты говоришь «О боже»?

— Это уже не в первый раз. Советую заранее смириться с фактом, что мы станем сводными братьями.

— Что?

— Когда моя мама идет в атаку, сопротивление бесполезно. Твоя мать ничего не сможет сделать. О боже, о боже…

Я притворился наивным дурачком.

— Ты с ума сошел! Моя мать просто хотела узнать о гидропонных удобрениях из сульфата бора.

Джон вздохнул.

— Где живет твоя мать? Мне нужно поехать и поговорить со своей, а то отец совсем сопьется, — сдался я.

Джон дал мне адрес: севернее по побережью, час на пароме.

— Итан, я поеду с тобой. Потом поймешь почему.

Паром был почти пустой. Мы подумали, что во время поездки поработаем, но вместо того купили гамбургеров и проспали весь час в машине. Рожок парома нас разбудил.

Дорога вдоль побережья была очень живописной: папоротники, могучие кедры, искрящееся море с черными точками — орлами и чайками. Джон ехал, сжав кулаки.

— Э-э… Джон, чего мне ждать?

— Не буду настраивать тебя заранее.

— Господи! Мы куда собрались, на Планету Обезьян?

— Только не пытайся умничать. Вообще.

— Да ладно!

— Итан, я не зря поменял имя и паспорт.

Мы свернули с шоссе на грунтовую дорогу, отгуда- на еще более грунтовую, и так до тех пор, пока не оказались на заросшей бурьяном тропе, которая полмили шла через ольховую рощу и закончилась небольшим тупиком, засыпанным мульчированной корой. В тупике стояла и курила сигарету за сигаретой гномиха в фиолетовом нейлоне, с ушами, поблескивающими серебряными серьгами. Гномиха увидела Джона.

— А, это ты!

— Привет, Тысячелистник.

— Это кто?

— Итан.

— Ты гей? Наконец хорошая новость.

— Нет, я не гей. Просто приехал к матери.

— Понятно.

Мы прошли мимо очаровательного Тысячелистника и направились к дому — столетней развалюхе, обитой длинными серыми рейками. Дом украшала целая коллекция флажков из цветного нейлона с узорами, напоминающими вагины. То, что некогда было газоном, представляло собой косматый луг. Деревья выглядели не столько натурализированными, сколько неухоженными.

Я спросил:

— А Тысячелистник с большой буквы или с маленькой?

— С большой. Долгая история.

Зайдя в дом, Джон позвал свободу. Мне показалось, что внутри никого нет. Пахло ветошью и вегетарианской кухней. Повсюду стояли цветные кристаллы и всякие безделушки, которые укрепили мою уверенность: здесь можно не принимать лекарства, которые выписал врач, и не бояться, что тебя осудят.

Мы выглянули на задний двор и обнаружили восемь женщин, сидящих кругом в выбеленных солнцем садовых креслах. Мама была в дальнем конце и сразу меня увидела.

— Итан! Привет!

Она подошла и обняла меня.

— Как это мило — взял и заехал без предупреждения!

— Мама, что тут происходит?

— Я знаю, о чем ты думаешь. Но я не стала лесбиянкой. Просто я думаю, что сейчас мне очень важно исследовать мою женскую силу, свобода — хороший учитель.

Подошла свобода.

— Чем помочь?

— Э-э… Здрасьте, свобода. Я приехал навестить маму.

— Мы заняты. Мать похвасталась:

— свобода помогла мне забрать деньги у человека, который продал мне плохие саженцы. Даже пистолет не понадобился.

— Она помогла тебе забрать деньги? Почему ты не позвала меня?

свобода вмешалась:

— Ей не нужен был ни ты, ни металлический пенис смерти. Всего лишь немного уверенности. — Она обняла маму за талию и смачно поцеловала в шею. — У тебя к ней дело? Нам пора в круг.

Мама сказала:

— Сейчас Неделя Матки. Даже не представляешь, сколько нового я узнала!

— Да уж, не представляю. Может, хоть папе позвонишь? Мама неуверенно ответила:

— Здесь нет телефонов, свобода говорит, что мне нужно отгородиться от удушающей домашней среды.

— Как дом может удушать? Он никогда тебя не душил.

— Итан, ты всегда так критически ко мне относишься! А, вот пример: двери.

— Двери?

— Двери очень удушают.

— Каким же образом?

— Вот здесь ванная без дверей, и это очень раскрепощает. Двери — не больше, чем плоские деревянные паранджи, которые изобрели, чтобы лишить женщин гордости и… фаллопиевости — Она оглянулась. — Мне пора обратно в круг! Ты придумаешь, что сказать отцу. Пока, дорогой!

Увидев, как мы с Джоном возвращаемся в машину, Тысячелистник хихикнула.

По дороге назад Джон сказал:

— И не говори, что я тебя не предупреждал. Теперь понимаешь, почему я стал таким, какой я есть?