— Нет, лучше! Машины, заменяющие живое, поставленные на серийное производство и программируемые по желанию.

Как с этим связана Иезавель?

«Ее дочери…»

Все проясняется.

— Программа «Зависимость»…

Генрих Сат удивленно замолкает, уставившись на Натана. Супруга подходит к нему ближе.

— Где вы слышали об этой программе?

Иезавель медленно опускает пистолет.

— Натан…

Она снимает палец с курка.

— Мне жаль.

ПРИВА,

5 января 2008

«Иезавель послужит остальным примером. И моя власть над этими тупицами усилится. Пусть они посмотрят, как я обращаюсь с собственной дочерью, и никому уже не захочется вернуть ее. В конце концов, моя дочь… Ваал-Вериф сотворил меня по своему образу, единственным, незаменимым. Я ежеминутно воздаю ему за это хвалы. В этой суке, без сомнения, течет моя кровь, но моя кровь не была достаточно чиста, когда я обрюхатил ее мать. И эта девка — еще не Иезавель. Она лишь промежуточный этап. Болезненный, но необходимый переход. Я слишком долго ждал. Нужно было трезво смотреть на вещи. Она недостойна своей миссии, я должен был предвидеть это. Она поплатится. Она ввела меня в заблуждение своим высокомерием, своей кожей, руками, греховными формами и своей покорностью».

Сахар кричит.

Хриплый, почти беззвучный крик. Леденящий. Он лежит в постели на животе, один, большая часть проводов и трубок, позволяющих поддерживать в нем жизнь, сорвана. Его глаза полны слез, но ни капли не стекает по щекам.

Дочери.

«Дочери Иезавели. Моя миссия на земле. Audaciores sunt semper qui inferunt bellum. Смелый ударяет первым. У меня впереди еще одно сражение. Тексье взял все на себя, настоящий солдат. Я доверяю только ему. Дочери скоро будут в безопасности, он позаботится об этом. Их распределят между проверенными людьми. Там они пробудут до тех пор, пока не достигнут репродуктивного возраста, и тогда попадут к влиятельным клиентам и частным спонсорам, которые уже давно поклоняются Ваал-Верифу… Благодаря клиентским деньгам они ни в чем не будут нуждаться. Получат строгое, полноценное образование».

Постараться, чтобы вирус распространился как можно шире.

«Мои маленькие богини плодородия. Мои ангелочки смерти с каштановыми локонами. Незапятнанные. Боевой дух матери плюс нейропрограммы, разработанные отцом. Через шесть-десять лет все они войдут в силу. Маленькие бомбы замедленного действия, которые разорвутся в один прекрасный день в Берлине, Майами, Новом Орлеане, Остине, Пхеньяне, Претории и Карачи. Кроме Тексье, здесь никто не в курсе».

Программа «Зависимость».

«У Тексье должно получиться».

Немецкая граница. Пункт уплаты дорожной пошлины, настойчивый взгляд служащего, купюры, протянутые ему без единого слова. Оружие в багажнике, досмотра не будет. Продержаться еще несколько часов, и он покончит со всем этим раз и навсегда. Тексье все труднее не заснуть за рулем. Допинг больше не действует, но его заменяет ненависть к Иезавели. И фантазии о том, как он будет пытать ее, чтобы она за все заплатила.

Тексье берет мобильный. Набирает прямой номер Сахара. В трубке голос Фирмини.

— Какого черта ты подходишь к этому телефону?

— Он не может ответить.

— Как он?

— В бреду… он полкомнаты разнес, мы… нам пришлось дать ему успокоительное.

«Пользуются тем, что меня нет».

— Он мертв?

Подразумевается:

«Вы его убили?»

— Нет.

— Мне нужны доказательства.

Пауза.

— Слушай.

Звуковой сигнал кардиомонитора. Повышенный ритм.

«Он жив».

— О’кей. Передашь ему… Границу я пересек без проблем. В Берлине буду не позднее, чем через шесть часов.

— Не знаю, очнется ли он. После того как ты уехал, у него уже была остановка сердца.

Тексье задумывается.

— Слушай внимательно, что я скажу, Карола. Сахар очнется, и в следующий раз, когда я позвоню, он сам подойдет к этому долбаному телефону, ясно тебе?

— Не понимаю, как я могу…

Красная пелена перед глазами.

— Ах, ты не понимаешь! Тогда попробую выразиться яснее… Если в следующий раз, когда я позвоню, трубку не возьмет сам Сахар, я буду считать виноватой тебя. Или даже так: если с настоящего момента до моего следующего звонка с Сахаром хоть что-нибудь случится, ты ответишь за всех. Усекла?

Фирмини в панике:

— Черт, да если он сдохнет, это не моя вина!

— С настоящего момента — твоя.

В трубке молчание.

— Я жду.

— Дерьмо!

Удовлетворенный, Тексье кладет трубку.

БЕРЛИН,

5 января 2008

За окнами кабинета розоватое марево. Снаружи не доносится больше ни звука, лишь изредка — хриплый собачий лай. Ночь в фешенебельном берлинском квартале.

Немецкая семейная пара вновь под прицелом самозарядного пистолета. Бешенство.

«Зависимость».

Мерзавец Питер ничего мне не сказал.

Предал в очередной раз.

Хочется выстрелить.

Изрешетить их пулями, чтобы хоть кто-то за это заплатил.

Сколько еще тайн Питер унес с собой в могилу?

Мысли, поначалу путаные, теперь мелькают в разных направлениях, проверяя все вообразимые гипотезы. Бросаю взгляд за окно. Раз Питер солгал, значит, у него есть план.

Тексье, конечно, в курсе.

В этот план наверняка входит и моя смерть.

Тексье разыскивает меня где-то в берлинской ночи. За его спиной — цепь непрерывных страданий и разлагающиеся трупы. Мне не удастся скрываться от него вечно.

Опасность.

Ни мне, ни Натану.

«Мои дочери!»

Их нужно найти еще быстрее, чем я думала.

Рука дрожит.

Как и все тело.

Разрядить обойму, чтоб они все сгорели в аду!

Я не думала, что смогу упасть еще ниже после смерти Питера. Я ошибалась. Даже с того света человек-в-сером манипулирует мной.

— Только не это!

Где-то за моей спиной раздается крик Натана.

— Это бессмысленно.

— Да что ты понимаешь?

Сильвия Сат прячется за мужа, ее взгляд прикован к стволу пистолета.