А потом Михаил Васильевич умер. Внезапно, от обширногоинфаркта. Родителям я ничего не сказал, для них Арамис просто сбежал от меня вовремя прогулки, за что я получил солидную взбучку, так что объяснить им, почемуя должен идти на похороны участкового, я не мог. Своих денег на тот момент уменя еще не было, первый гонорар за первую проданную песню я получил только черезмесяц. Деньги на цветы дала Светка, мне хотелось положить на могилу Филоновакак можно больше гвоздик, чтобы хотя бы этим выразить свою любовь ипризнательность.

Толпа провожающих участкового в последний путь былаогромной. И какая-то старушка в старомодной шляпке с вуалью горько сказала:

- Вот и остались мы совсем одни на этом свете. МихаилаВасильевича не стало, а больше мы никому не нужны.

Именно в этот момент решение и пришло.

***

- Я бы хотел написать очерк о тебе, - сказал Саша,когда я закончил рассказывать.

- Нет, - сразу же отрезал я.

- Почему?

- Не хочу. Я рассказал тебе просто потому, что тыспрашивал, как меня с моей музыкальной предысторией занесло в участковые, авовсе не для того, чтобы ты об этом писал.

- Но почему? - не сдавался Вознесенский. - Тебе же этоникак не повредит.

- Ты думаешь? - усмехнулся я. - У меня, между прочим,есть начальники, которые очень не любят, когда про их подчиненных пишут вгазетах, а про них самих ни слова не говорят. И вообще, Саня, мне не нужнапубличность. Я живу так, как живу, и прекрасно себя чувствую.

- Ты все-таки подумай.

- Хорошо, - согласился я, не желая углубляться в спор,- я подумаю. Но не уверен, что надумаю что-нибудь другое.

Светка ждала нас с таким нетерпением, что даже на балконвыскочила, высматривая, когда мы подъедем. Саша накинулся на крохотные - наодин укус - эклерчики, а я занялся своим любимым ореховым тортом и слушалисторию про Наталью Новокрещенову, в замужестве Самойлову.

Наталья, как известно, тоже была сиротой и воспитывалась в томже интернате, что и Виктор Осипенко, и Николай Кузнецов. В семнадцать лет у неесделался страстный роман с Витей, потом его забрали в армию, Наташа около годаочень ждала его и скучала, потом попривыкла, потом стала остывать, потомвстретила замечательного парня, который быстренько на ней женился и увез вЗаводоуковск. Больше она Виктора никогда не видела. Подруги из Сызранирассказывали ей, что Виктор вернулся из армии и стал разыскивать свою невесту,а когда узнал, что она не дождалась его, выскочила замуж за заезжего кавалера иукатила в Тюменскую область, почернел лицом и запил на несколько дней там же, вСызрани. Запой закончился, Виктор протрезвел и уехал. Больше не возвращался, вовсяком случае, подруги ничего никогда не говорили на этот счет.

А минувшей зимой внезапно объявился молодой мужчина приятнойнаружности и начал спрашивать про Виктора, дескать, давно ли виделись, да неприезжал ли, не давал ли о себе знать. Внешность мужчины до мелочей совпадала стем описанием молодого человека, собиравшего друзей на поминки Виктора, котороедали сотрудники интерната в Сызрани. И к Руденской, судя по всему, приходилименно он. Более того, он во всех трех случаях назвался одним и тем же именем:Вадим. А документов никаких не показывал.

- А какая она, эта Наташа? Как живет, какой у нее муж?- с любопытством спросила Светка. - Расскажи о ней поподробнее.

Не понимаю, зачем ей это? Ну какая разница, как живет этаНаташа? Нет, никогда нам, мужикам, женщин не понять, они как-то совсемпо-другому устроены. Саша начал подробно излагать свои впечатления о НатальеСамойловой, а я вплотную занялся тортом, поскольку до положенной мне половиныоставалось еще много. Хорошо, что я регулярно поддерживаю физическую форму, ато со Светкиным застольем меня бы разнесло до двух центнеров.

В самый разгар Сашиного повествования мне позвонила мама.

- Ой, Егорушка, какой кошмар! Папа уже который день нев голосе, а ведь нам послезавтра лететь в Лондон. Просто не представляю, чтоделать.

- В Лондон? - удивился я.

- Ты что, забыл? Папа записывает «Симона Бокканегру» соркестром Штейнберга.

Ах да, «Симон Бокканегра»! Я и впрямь забыл.

- Это какой-то ужас! - продолжала причитать мама. -Папа такой расстроенный, со мной почти не разговаривает. По-моему, у негострашная депрессия. Что ты такое ему сказал, когда был у нас?

- Я? - фальшиво удивился я. - Ничего особенного я емуне говорил. Почему ты решила, что я его чем-то расстроил?

- Потому что с тех пор папу как подменили. Он ни однойполноценной репетиции не провел. Начнет распеваться и чувствует, что не вголосе. Расстраивается, уходит к себе в кабинет и сидит там целыми днями,только поплавать в бассейне выходит. Не знаю, что там у вас произошло, но тыдолжен приехать и наладить отношения с папой, иначе он не сможет петь вЛондоне. Господи, за что мне это несчастье! Я ночами не сплю, постоянно пьювалокордин, после премьеры «Трубадура» я постарела на двадцать лет, хотявремени прошло всего ничего. Ты должен сделать все, чтобы папа вышел издепрессии, слышишь, Егор?

- Слышу.

- Что «слышу»? Что «слышу»?! Ты сделаешь что-нибудь илинет? Речь идет о твоем отце, а не о чужом дяде. Если папа не споет в Лондоне,это будет катастрофа! Я тут с ума схожу от горя, а тебе все смешочки. Егор, тыменя слушаешь?

- Слушаю, мамуля, конечно, слушаю. Но вообще-то я наработе, - соврал я, не покраснев и даже не запнувшись. - Знаешь, я не смогу квам приехать до вашего отъезда, так что я поговорю с папой по телефону, хорошо?

- Ну ладно, пусть по телефону, но сделай же что-нибудь,извинись перед ним, попроси прощения, покайся… Господи, господи, - в ее голосезазвучали слезы, - у меня сердце разрывается, и никому дела нет. Если бы хотькто-нибудь понимал, в каком кошмаре я постоянно живу, как мне тяжело!

- Мамуль, отнеси, пожалуйста, папе трубочку.

Дом у нас большой, и пока мама шла в кабинет к отцу, я успелмного о чем подумать. Например, о том, что уж если кто и живет в постоянномкошмаре, так это моя подруга Светка, которая ухитряется быть счастливой ирадоваться жизни, несмотря ни на что, и это неизменно притягивает к ней людей.А моя мама с ее бесконечными причитаниями и рассказами о собственных страданияхлюдей отталкивает, и из великого множества подруг и приятельниц в ее окруженииостались лишь немногие - те, кто в состоянии выносить это беспредельноестремление быть (или казаться?) несчастной.

- Да, слушаю, - послышался в трубке голос отца.

- Папа, я сейчас кое-что скажу, а ты меня не перебивай,потому что я на работе и времени на долгие разговоры у меня нет. Ты уверен, чтомама слышит только тебя?

При таком количестве аппаратов и параллельных трубок в домеможно ожидать всего.