Единственное, что вменялось всем в непременную обязанность, это с максимальной скоростью восстанавливать разрушенные укрепления, чтобы ни один из оборонительных участков не был разбит до такой степени, которая позволит легко занять его атакой пехоты, которую отбивать было некому. Пехоты в крепости было мало.

Незадолго до нападения, русские уже получили возможность потренироваться в практической стрельбе, хотя союзные корабли не спешили приближаться к Севастополю. В тех редких случаях, когда батареи (№8, №10, Константиновская, Александровская, Карташевского, Волохова) открывали огонь, его вели на предельной дистанции ок. 2000 м. Но даже в этом случае корабли быстро выходили из-под огня.

Теперь попалась серьезная добыча. 1(13) октября австрийский (зафрахтованный) транспорт спешил из Качи в Балаклаву с грузом сена. Капитан шел самоуверенно, приблизившись к Константиновской и Александровской батареям менее чем на 1500 м. Оплошность поняли поздно: вода вскипела от десятков русских снарядов, ложившихся угрожающе близко. Команда, повела себя оригинально: поняв, что русские их все равно потопят, они, бросив судно на произвол судьбы, сели в шлюпки и изо всех сил налегли на весла, «рванув» в сторону Камышовой бухты, где их взяли под защиту солдаты 74-го полка линейной пехоты.

Англичане утверждают, что русские стреляли плохо: из 300–400 насчитанных ими выстрелов, только 4 или 5 снарядов попали в цель. Для спасения транспорта направились дежурившие неподалеку «Бигль» и «Файербенд». Последний, под командованием кептена Стюарта, попытался подойти ближе и взять австрийца на буксир. «Бигль», которым временно командовал Александр Боксер, страховал. Оба корабля тоже получили попадания, но сумели буквально дотолкать транспорт до мыса Херсо- нес, где их встретил «Самсон» кептена Джонса. Австрийца, оставшегося без экипажа, вытолкнули на мель.

Как бы в отместку, несколько английских пароходов несколько раз обстреляли русские батареи, но по приказу Дандаса, считавшего, что они больше вредят, вызывая ответный огонь, осадным работам, нежели помогают, подобные действия запретили. Как ни странно, случай с австрийцем больше успокоил англичан, чем насторожил.

К исходу 4(16) октября для опытного Корнилова было ясно — завтра союзники будут пытаться огнем артиллерии с суши и с моря разрушить то немногое, что успели создать. Если им это удастся, возможно, последует штурм. Был срочно созван штаб, на котором присутствовали примерно 10 человек ближайшего окружения адмирала, прошедший почти неформально, за чаем. Ничего удивительного, моряки и на суше продолжали жить традициями корабельной кают-компании.

У входа в Севастопольскую бухту. Худ. Дюран-Беранж. 1855 г.

В разгар совещания прибыл полковник Попов, от которого недавно методом «посыла подальше» избавился Меншиков, и который надеялся найти понимание здесь. Он напомнил приказание Николая, чтобы Корнилов берег себя. Адмирал прервал: «Не время теперь думать о безопасности; если завтра меня где-нибудь не увидят, то, что обо мне подумают?».

К 10 часам все получили свои задачи и разъехались по своим местам. Чтобы снабжение русской артиллерии не давало ей возможности прекратить огонь, адмирал назначил капитан-лейтенанта Попова[26] ответственным за снабжение боеприпасами батарей. Помощником к нему назначили капитан-лейтенанта Пестича. Место обоим определили у Графской пристани. Было приказано иметь запас на батареях по 150 выстрелов на орудие.

Корнилов понимал, что испытание, которое ждало гарнизон крепости, в первую очередь выпадало на моряков. Поэтому, прощаясь с Поповым, сказал: «Завтра будет жаркий день, англичане употребят все средства, чтобы произвести полный эффект, я опасаюсь за большую потерю от непривычки, впрочем, наши молодцы скоро устроятся: без урока же сделать ничего нельзя, а жаль, многие из нас завтра слягут».

На случай штурма в Севастополь с 1 октября ввели дополнительные силы. Московский пехотный полк: 3-й батальон в траншеях между казармами морской артиллерии, где размещался 45-й экипаж и 3-м бастионом; на 3-м бастионе 40-й и 41-й экипажи; 4-й батальон в траншее между 3-м бастионом и батареей №3; 1-й и 2-й батальоны в резерве 3-го отделения располагались между Морским госпиталем и Доковым оврагом. Траншеи, в которых сидели 3-й и 4-й батальоны были полностью закончены и приспособлены к ружейной обороне.

Тарутинский егерский полк: занял территорию перед 4-м бастионом и балку между 4- м и 5-м бастионами.

В Ушаковой балке расположились бутырцы и бородинцы.

От всех пехотных частей «…было приказано выслать застрельщиков за линию укреплений, дабы предупредить приближение вражеских апрошей… Стрелки располагались в ямах, меж скал, везде, где было хоть какое-то укрытие».

Итак, 5(17) октября 1854 г. Как и в любой день, назначенный для убийства себе подобных в ходе грандиозного спектакля, который люди именуют сражением, наверное, по воле Всевышнего природа замирает. Типичная крымская осень, когда тепло уже уходит, но холод еще не дошел. Вот-вот задуют сильные штормовые ветры, но пока «…день был абсолютно безветренным». Это из репортажа Рассела. Кловс: «…полный штиль». До 10 часов держался легкий туман — это уже Тотлебен.

Полковой священник Альбов писал в этот день жене: «Нынче день особенно жаркий; солнце так и печет, только полчаса тому назад появился довольно прохладный морской ветерок. По здешнему климату можно заметить одно, что, несмотря на теплоту, здешний воздух более опасен для здоровья, нежели северный. Ныне день теплый, даже жаркий, а ночи холодные, с обильной росой».

Как и погода, сами дни 3 и 4 сентября выдались на удивление тихими, но «…5-е число будет памятно в летописях военной истории, по огромному числу снарядов, выпущенных с обеих сторон».

Момент изготовления союзных батарей к открытию огня не остался не замеченным русскими. Ранним утром пластуны 2-го Черноморского батальона доставили командиру полковнику Головинскому донесение, что в неприятельских траншеях начато интенсивное движение и шум: осадные батареи открыли («прорезали») свои амбразуры.

Все поняли: то, чего так долго ждали — сейчас начнется.

В 6.30 французская батарея №3 выпустила в сторону русских позиций три бомбы с минимальными интервалами — сигнал для общего открытия огня, продолжавшегося с небольшими перерывами три последующих дня: «Двенадцать часов продолжалась страшная канонада с моря и с сухопутной стороны. Несколько сот орудий гремело без умолку».