людей, чем бежать. Единственная милость в том, что охранников постигла та же участь, что и нас. — Где третья форма?

— Спрятали ее в гостинице, чтобы не привлекать внимания, таская с собой, — пыхтит Райдер. — Но теперь они будут хотеть, чтобы мы были обвинены в убийстве!

— Они уже получили представление об этом от Эврина!

— Ты помнишь его имя? — невозмутимо спрашивает Кейден.

— Сейчас не время, — рычу я.

Мы срезаем угол, на мгновение теряя стражу и убегая вдоль канала. Мы не можем бежать в гостиницу и выдавать наше единственное безопасное место в королевстве. Наши возможности уменьшаются с каждой минутой. Приказы выкрикиваются на каждой улице в нашем районе, и образ подземелья всплывает в моем сознании, прежде чем я сжигаю его и позволяю пеплу развеяться, пока я бегу.

Кейден ведет нас вниз по ступеням к каналу, оглядываясь вокруг, прежде чем забраться на гладкую черную лодку и развязать узел, который крепит ее к причалу. Райдер надевает на голову меховую шапку, а я заворачиваюсь в одеяло, чтобы прикрыть волосы и кожу. Кейден надевает темно-бордовый плащ, скорее всего, оставленный владельцем, и отталкивается, гребя под мостом с армией стражников, которые ищут нас.

Мы плывем внизу, используя каменные столбы, чтобы спрятаться, пока не станет безопасно двигаться. Я плотнее заворачиваюсь в одеяло. Теперь, когда мы не двигаемся и сидим над водой, настолько холодной, что лед покрывает части моста, невозможно не чувствовать, как влажный холод просачивается в мои кости.

Кейден говорит первым.

— Лично я считаю достойным восхищения быть разыскиваемыми в королевстве как вор, убийца и принцесса.

— Только ты можешь считать это достижением, — ворчит Райдер.

* * *

Пятьдесят, пятьдесят один, пятьдесят два…

Я смотрю на то же небо, что и в детстве, запертая в темнице, считаю те же звезды, но чувствую, что я совсем другой человек. Может быть, это механизм адаптации, но когда я думаю о себе в детстве, мне кажется, что я смотрю на себя. Мой разум, зеркало, и я презираю свое отражение.

Лунный свет танцует поперек канала, выступая для королевства, которое этого не заслуживает. Мои пальцы онемели от того места, где они сжимают край крыши, но хотя холод может пронзить мою кожу тысячами отдельных жал, он все равно не может ошеломить меня. Я сделала все возможное, чтобы успокоить своих драконов, зная, что связь активна, по тому, как мои глаза светились в отражении моего ножа, желая предложить им чувство комфорта. Но как только я отпустила нашу связь, чтобы дать им отдохнуть, слишком много эмоций нахлынули на меня одновременно.

Гнев. Отчаяние. Одиночество. Тоска. Беспомощность.

Я бы подумала о прыжке, если бы сидела так высоко, когда была моложе, но я выжила, потому что моя любовь к драконам и надежда построить свою жизнь горели ярче, чем весь Имират. Но иногда пламя угасает, и вырвать себя из оков разума нелегко.

Окно со скрипом открывается, и кто-то садится рядом со мной, его ботинки болтаются рядом с моими.

— Тебе следует отдохнуть, — говорю я.

— Я чувствовал запах горящего дерева изнутри. — Кейден постучал пальцем по моей голове. — Эл?

— Мм-хмм.

— Отвернись от него, — его голос мягок.

— Я не могу. — Мои глаза прикованы к черным зубчатым скалам, которые больше похожи на крепость, чем на замок, и к белым статуям драконов, окаймляющим тропу к главному входу. Я делаю судорожный вдох и закрываю глаза только тогда, когда они снова начинают гореть. — Ты видел драконьи факелы? Или драконьи знамена, украшающие главную дорогу?

Краем глаза я вижу, как он кивает.

— Я сорвал некоторые, когда смог.

— Спасибо, — бормочу я, подталкивая его голень ботинком. Но золотая вспышка, которую он выстрелил в меня, быстро угасает, и я снова окружен тьмой, окруженная Имиратом. Я чувствую себя в ловушке, как тогда, когда амулет показал мне мою камеру. Находясь здесь… кажется, что я не могу дышать. Зубчатые края замка пронзают мою душу, разрывая стежки, которые я сшила после того, как ушла.

Он скользит рукой мне под волосы и гладит пальцами верхнюю часть моей шеи.

— Не погружайся в свой разум, если только ты не берешь меня туда с собой.

Сломанный смех трещит в моей груди. Он пустой и выкованный осознанием того, что Кейден Велес у меня под кожей и в моем разуме, и я не хочу его вытаскивать. Я позволяю ему откинуть меня назад, пока мы не оказываемся лицом к луне и звездам, двум вещам, которые всегда приносили мне утешение.

— Ты любишь ночь, — говорит он.

— Да. — Прошло несколько минут молчания, но его терпение достойно восхищения. Слишком много воспоминаний поглощают меня, может быть, поэтому некоторые из них выплескиваются наружу. — Я считала звезды, и до сих пор считаю, но это началось, когда меня заперли в темнице. В камне была маленькая полоска, как раз достаточная, чтобы видеть сквозь нее, если закрыть один глаз. Это давало мне возможность сосредоточиться на чем-то, кроме боли.

Он не может многого сказать на это. Часть меня чувствует себя виноватой за то, что поставила его в такое положение. Я собираюсь извиниться, когда он отвечает:

— Раньше я считал капли дождя. — Он прочищает горло, наклоняя голову, чтобы посмотреть на меня. — Когда я жил на улице, это отвлекало меня от голода, и иногда я использовал это, чтобы сосредоточиться на чем-то другом, а не на своих мыслях. И на боли тоже.

— Ты поэтому любишь воду? — спрашиваю я. Он кивает.

— Так вот почему ты носишь лунный камень каждый день? — спрашивает Кейден. Я киваю. — Ты скажешь мне, зачем ты сюда пришла, или тебе нужна тишина?

Я вздыхаю, считая звезды для утешения, и все больше осознаю шум воды внизу.

— Мне страшно. — Признать это сложнее, чем поделиться тем, почему я люблю ночь. — Я боюсь снова увидеть драконов. Я боюсь за тебя. Я боюсь, что веду всех в ловушку.

— Единственный момент, когда человек может быть по-настоящему смелым, это когда он остается стоять, пока страх пытается его сломить.

— Ты не похож на человека, который испытывает страх.

— Я равнодушен к большинству, — он отодвигается, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, и накручивает один из моих локонов на палец, — но я боюсь некоторых вещей. В основном гипотетических.

— Раньше я боялась, что векстри заползет по трубам в моей ванной комнате и утащит меня вниз.

Он лает и смеется.

— Ты, лесной пожар, который я не собираюсь тушить, и я знал, что мы окажемся здесь с той секунды, как мы заключили сделку. Я всегда буду верить в тебя, даже