Обычно флегматичный, Кальтенбруннер возвратился в Альт-Аусзее из поездки в Берлин в конце марта 1945 года в удивительно приподнятом настроении, поскольку Гитлеру удалось вызвать новую волну энтузиазма. Однако, поскольку одно кошмарное сообщение следовало за другим, он начал нервничать. У него возникло стремление получить кое-какие документы и собственные бумаги, хранившиеся в его личном сейфе в Берлине. Во время своего последнего визита туда он их не забрал, чтобы не вызывать подозрение, будто бы думает о скором падении Берлина и уже туда не возвратится. Из соображений безопасности он не тронул бумаги, понадеявшись на шефа гестапо Мюллера, оставшегося в качестве его офицера связи с Гитлером. Теперь Кальтенбруннер слал телеграммы, звонил по телефону и посылал нарочных, но Мюллер не только не отдавал ему эти бумаги, но и не отвечал.

Мы можем только предполагать, что за документы вызывали озабоченность Кальтенбруннера. Среди них, несомненно, находились личные досье на руководителей Третьего рейха, которые собирались и хранились уже многие годы. Сам Кальтенбруннер говорил мне, что наиболее важные дела хранились в его личном сейфе. Было там и значительное число различных докладных записок, которые он представлял «на рассмотрение фюреру». Кальтенбруннера в особенности интересовали те, в которых, как он надеялся, содержались доказательства для союзников здравости его предложений по вопросам внешней политики. На судебных заседаниях Нюрнбергского процесса он пытался аргументировать этими фактами, но бездоказательно…

Не помогли ему и упоминания поддержки деятельности различных сотрудников внешней разведки в деле заключения мирного договора с союзниками. Небезынтересно, что у Кальтенбруннера была, я бы сказал, «приспосабливающаяся» совесть. Ведь именно меня он выдвинул в качестве основного свидетеля защиты на Нюрнбергском процессе, хотя и арестовал 23 апреля по обвинению в контактах с группой Даллеса. По этому вопросу я давал письменное показание.

По словам Кальтенбруннера, среди тех бумаг, которые он запрашивал из Берлина в апреле 1945 года, находясь в Австрии, был знаменитый дневник адмирала Канариса, вызвавший сенсацию. Это, скорее всего, был не оригинал, проходивший во время судебного процесса над адмиралом, а фотокопия или микрофильм, хранившийся в Главном управлении имперской службы безопасности.

А что стало с шефом гестапо, генералом СС Генрихом Мюллером? Почти нет никаких сомнений, что ему удалось бежать из Берлина и что он до сих пор жив. История о его тщательно спланированном бегстве звучит как детективный роман, но, тем не менее, это так.

После смерти Гитлера и казни главных военных преступников по приговорам Нюрнбергского трибунала основные усилия разведок союзников были сконцентрированы на розыске трех человек, которые были особенно тесно связаны с главными военными преступниками. По мнению союзных экспертов, эти трое представляли даже больший интерес, чем те, кто был уже казнен. Это были: начальник канцелярии рейхсляйтер Борман, шеф IV управления Главного управления имперской безопасности Генрих Мюллер и начальник отдела гестапо Адольф Эйхман[88], занимавшийся еврейскими вопросами.

О судьбе Бормана написано много, так что комментировать различные высказывания я не буду, тем более что не располагаю какими-либо новыми данными. Следует лишь сказать, что, за исключением небольшой группы экспертов секретных служб, интерес к первым двум уже отпал. По каким-то причинам ни в газетах, ни в иллюстрированных журналах, обычно падких на сенсации, нет никаких публикаций. А ведь один из них был шефом гестапо – человеком, который в период наивысшей экспансии Германии решал вопросы жизни и смерти практически всего населения Европейского континента. Другой же с ужасающей методичностью осуществлял план уничтожения евреев.

Адольф Эйхман, которому сейчас сорок три года, по происхождению австриец. Энергичный, разговорчивый, хороший организатор. Он родился в Германии, но детство и юность провел со своим отцом в Линце. На первый взгляд он вел нормальный образ жизни. Он был служащим небольшого предприятия, стал членом нацистской партии и СС, а затем бежал в Германию, когда в 1933 году нацистская партия в Австрии была объявлена вне закона. В Германии он вступил в австрийский легион, а потом и в секретную службу. Хотя он ничем не отличался от других сотрудников секретной службы, его необычное усердие в конце концов привлекло к нему внимание руководства и в 1937 году он был направлен Гейдрихом в Палестину для изучения тамошней обстановки. После этого он стал экспертом по европейским вопросам. Свою поездку он воспринял как увеселительное путешествие, рассказывая впоследствии друзьям, что там было много красивых девушек и что партия, провозглашающая расовые законы, в Палестине всерьез не воспринимается. В то время он не обижался, когда ему говорили, что внешне он очень напоминает еврея. Тогда он дружил с евреями, приобретя определенные знания древнееврейского языка и идиша. Большие перспективы открылись перед ним с присоединением к рейху Австрии. Получив повышение в звании, он был направлен во вновь создаваемое управление безопасности в Вену в качестве советника по еврейским вопросам. Волна еврейской эмиграции навела его на мысль, которую Гейдрих одобрил и разрешил проводить в жизнь. Так было создано Центральное бюро по вопросам еврейской эмиграции.

Эта организация, отбросившая многие бюрократические процедуры, взяла под свой контроль все вопросы, связанные с эмиграцией евреев. Успехи бюро были столь впечатляющими, что в Берлине и Праге были созданы его филиалы, подчинявшиеся Эйхману. После этого ему на ум пришла еще одна грандиозная идея – организация массовой эмиграции евреев из Европы на основе международного соглашения.

Эта идея захватила его целиком после поражения Франции. Эйхман возродил услышанное им от кого-то предложение превратить Мадагаскар в страну обитания европейских евреев. Были даже начаты переговоры с правительством Виши, и в Париже открыт офис по урегулированию возникавших вопросов, когда неожиданно началась русская кампания. Эйхман продолжил было свою деятельность, но Гейдрих наложил на нее вето, поскольку у него самого зародился план «окончательного решения еврейского вопроса». В связи с этим он возложил на Эйхмана задачу по осуществлению первой стадии своего проекта – массовому сбору будущих жертв. И Эйхман, проявив свой организаторский талант, в течение всего нескольких лет направил миллионы евреев из всех стран Европы в лагеря уничтожения на Восток.