В 1944 году Эйхман забеспокоился, узнав в службе перехвата, что в радиосообщениях союзников имя его называется в числе главных военных преступников. Он понял, что у него остается мало шансов, чтобы выжить, и стал вести подготовку к бегству. Он мог бы уйти сразу же в одну из нейтральных стран, но решил пока воздержаться, оставаясь на своем посту до конца.

Когда здание по Принц-Альбрехт-штрассе в Берлине, в котором размещалось управление гестапо, было разрушено во время одной из бомбежек, он перенес свой офис на Курфюрстенштрассе. Когда же бомбы стали рваться вокруг его нового прибежища, он организовал так называемую «лисью нору». В этом подземном укрытии, стены и потолок которого были надежно укреплены, были созданы запасы продовольствия, воды, медикаментов и средств первой помощи. Были даже смонтированы автономное освещение и система водоснабжения на длительный срок. Такие укрытия строились не под зданиями учреждений, а в стороне, но соединялись с ними целым лабиринтом переходов, достигавших порой до двух километров длины, которые могли быть в случае необходимости перекрыты. Стационарные бомбоубежища камуфлировались под окружающие развалины.

Такие «лисьи норы» были просто фантастикой. Когда Эйхман показал одну из них Кальтенбруннеру, тот был восхищен, хотя и не намеревался воспользоваться ею, так как собирался укрыться в Альпах. Когда подошло время, то и Эйхман не смог воспользоваться своим подземным сооружением. Он был занят делами в Праге и Вене весь март месяц, а когда собрался в апреле выехать в Берлин, это стало невозможным. Конец войны застал его в Альт-Аусзее, среди австрийских озер, у подножия Мертвых гор.

Генрих Мюллер, шеф гестапо, вместе со своим прихвостнем Шольцем воспользовались одним из подземных убежищ, а затем и вообще скрылись из Берлина.

Как я уже говорил, Мюллер был оставлен Кальтенбруннером в Берлине в качестве офицера связи с Гитлером. Будучи шефом гестапо, он мог бы без большого труда найти подходящую причину, чтобы покинуть осажденный город, но делать этого не стал. Он почти беспрерывно находился в бункере фюрера, а потом покинул его, чтобы якобы побывать в своем управлении на Курфюрстенштрассе. Там его, конечно, никто не ожидал, ибо мало кому хотелось в канун полного краха поддерживать контакты с шефом гестапо. Более того, большинство людей старались обходить стороной это место. Насколько удалось установить, его видели в последний раз в имперской канцелярии (точнее говоря, в бункере под зданием) 29 апреля. Бывшие там люди единодушно утверждали, что Мюллера в момент смерти Гитлера в бункере не было, не было и тогда, когда предпринималась последняя попытка прорыва из Берлина. С того дня Мюллер исчез, и что с ним стало, можно только предполагать. Наиболее интересную версию высказал Шелленберг.

С 1944 года Шелленберг стал подозревать, что Мюллер использует радиосвязь, предназначенную для дезинформации противника, в целях налаживания личных контактов с русскими. Установив контроль за определенными рациями, он вроде бы даже утвердился в своем предположении. Во всяком случае, он сказал Кальтенбруннеру, что готов представить доказательства своего обвинения. Кальтенбруннер не придал этому вопросу серьезного значения, расценив обвинение Шелленберга как профессиональную ревность. Шелленберг же настаивал на своем, заявляя, что с течением некоторого времени будет иметь материалы, подтверждающие сотрудничество шефа гестапо с русскими. Он был убежден, что Мюллер, перенеся свою резиденцию в «лисью нору» на Курфюрстенштрассе, продолжал радиосвязь с русскими.

Однако факт использования Мюллером радиосвязи из своего подземного укрытия еще не является подтверждением высказываний Шелленберга. Ведь мог же человек его склада – а Мюллер был хладнокровным реалистом – продолжать использовать хитро задуманную систему дезинформации противника, хотя его передовые части и находились всего в нескольких километрах? Нельзя вместе с тем и исключать возможность его реального контакта с русской секретной службой. Никто не знает, каким образом Мюллеру и Шольцу удалось выбраться из Берлина.

Как заверяют высокопоставленные военные, принимавшие участие в последней битве, 29 апреля городской район, где находился офис Мюллера, был еще свободен от противника. Поэтому ему не составило большого труда попасть туда из имперской канцелярии, а потом, воспользовавшись своими подземными ходами, выйти в тылы боевых порядков наступавших подразделений русских. Гражданская одежда, фальшивые документы и все необходимое всегда были в распоряжении шефа гестапо. Выйдя из полосы непосредственных боевых действий, он мог спокойно выждать свое время. Если же подозрение Шелленберга было обосновано, то Мюллер мог спокойно дожидаться прихода русских и в одном из своих подземных убежищ.

Мысль о том, что Мюллер мог работать на русских и после 1945 года, подтверждают некоторые признаки. То, что русские без всякого стеснения использовали людей, нанесших им в прошлом немало вреда, не вызывает сомнений. Есть достаточно примеров, когда бывшие гестаповцы и старшие офицеры военной разведки – взять хотя бы генерала Бамлера – работали в органах государственной безопасности восточной зоны Германии.

В отделении гестапо в Вене был некий Санитцер, тесно сотрудничавший во время войны с Мюллером и Шольцем в вопросах радиодезинформации русских. Он был одним из способнейших криминалистов в австрийской государственной полиции. После войны Санитцер был осужден австрийским народным судом к пожизненному заключению. Находясь в тюрьме в Вене, он попытался установить контакт с американской секретной службой и высказал просьбу о переводе в тюрьму в западный сектор Австрии. Взамен он выражал готовность сообщить американцам ценную информацию о своей практике введения русских в заблуждение с помощью радиосредств. Американцы отказались иметь дело с осужденным военным преступником. Но как только он был переведен в тюрьму в советской зоне оккупации, где должен был отбывать наказание, к ней подъехала автомашина МВД, и он был увезен в неизвестном направлении. С той поры след его затерялся. Однако нашелся человек, знавший о его дальнейшей судьбе, – Адольф Славик.

Славик, лидер так называемой национальной лиги, был рядовым членом организации гитлеровской молодежи[89] и входил в состав СС в Вене. Будучи в возрасте около тридцати пяти лет, он был привлечен русскими к деятельности, направленной на обработку бывших национал-социалистов Австрии в советском духе. Свою национальную лигу он организовал на базе бывшей нацистской партии, но она не была массовой. Последователей Славика было всего несколько тысяч. Осознавая недостатки его организации, русские нацеливали его не на создание массовой политической партии, а на подготовку кадров для будущей коммунистической Австрии.

В его задачу входил подбор кандидатов из числа бывших национал-социалистских экспертов самого различного рода: техников, пропагандистов, сотрудников внешней и военной разведок. Их следовало не использовать немедленно, а, наоборот, держать в резерве – в качестве «пятой колонны». Славик разъезжал по всей стране, беседуя с людьми, фамилии которых были даны ему русской секретной службой, или, по собственной инициативе, – с бывшими коллегами. Он пытался убедить их, что реальный шанс в дальнейшей жизни заключается в сотрудничестве с русскими, и организовывал их встречи с русскими офицерами.