Затем, в самый момент переселения казаков из-за Буга в Черноморию, отпущено было войску 7000 четвертей провианта, который и перевезен был из Еникаля в Тамань на казачьих судах, но «главные начальники и старшины поделились между собой» тем провиантом, а «казаки претерпевали великий голод», вынуждены были покупать у командиров и старшины свою же муку по 10 руб. за четверть, и многие «в Россию и разные места разошлись от голодовки, а другие с голоду померли».

Казаки починили 25 военных лодок и сделали к ним новые баркасы, выстроили казармы и устроили гавань для казачьей флотилии; за все это начальники установили плату по 25 коп. на казака в день, но «рабочих денег» никто не получил.

Во время польского похода «ни один казак не получил» ни фуражных на лошадей денег сполна, ни назначенных «по Высочайшему указу» в награду.

При урожае соли на войсковых озерах казаки «с трудом» добывают ее, причем старшины берут в свою пользу пятую часть добычи, вольно променивают эту соль черкесам за хлеб и др. предметы и продукты, а казакам запретили производить такую же мену соли с черкесами.

Лес казакам совершенно воспрещено рубить, и «без взятки лесмейстеру» казак не может добыть ни одного бревна, а старшины сколько хотят, столько и рубят леса для постройки себе домов, мельниц и пр.

Лучшие угодья на войсковых землях для скотоводства, степи, речки и «добрые рыбные места» старшины забрали в свое пользование и не дозволяли казакам устраивать хутора для скотоводства.

В силу жалованной грамоты казакам предоставлена вольная продажа горячего вина и др. товаров, но старшины отдали на откуп продажу вина, брали по 1 р. с проданного ведра в течение двух лет и пяти месяцев, а собранные за это время за вино деньги у себя удержали.

За уворованный у казаков скот и лошадей черкесами выплачены были деньги, но старшины удержали эти деньги у себя, а потерпевшие казаки ничего не получили.

В 14 пункте прошения кратко отмечены претензии казаков, бывших в Персии.

Казаки затем категорически заявили, что сообщения войскового атамана Котляревского Государю о том, что около 1000 вооруженных казаков сделали нападение в Екатеринодаре на войсковую церковь и желали разорить ее, как это предъявил им умерший председатель военно-судной комиссии генерал Горемыкин, не верно. Если бы это была правда, говорится в прошении, «то не только мы смерти повинны, но даже жены, дети и род наш до девятого колена смерти предаемся».

Августа 6‑го, в день Преображения Господня, Котляревский приказал старшинам и казакам «сделать нападение» на казаков, пришедших из персидского похода, которых было всего в двух куренях семьдесят.

Тогда же, во время ярмарки в Екатеринодаре, были свидетелями жители города, приехавшие из куреней казаки и купцы из разных российских городов, как штаб и обер-офицеры гонялись за казаками с обнаженными саблями.

Вывезены были также из крепости заряженные пушки, но из них не стреляли благодаря «многолюдствию ярмарки».

Казаки приняли с хлебом и солью инспектора Пузыревского и подали ему, по его же предложению, жалобы.

В тот же день Пузыревский привел Котляревского к присяге на службу войскового атамана, казаки также присягали Государю, но Котляревскому присягать не пожелали.

Инспектор Пузыревский нашел винов-ным Котляревского, намеревавшегося сделать нападение на казаков, и Котляревский просил у казаков прощения. Надо полагать, что и это была «премудрая хитрость», проделанная Пузыревским и Котляревским.

По приказанию инспектора Пузыревского казаки избрали из своей среды 14 представителей, которые, вместе с капитаном Мигриным, составили прошение Государю о причиненных казакам обидах.

Командиры разъезжали потом по селениям и принуждали казаков давать им подписки в том, что казаки всем довольны, причем некоторых казаков «били до полусмерти».

Казачье начальство предало военно-судной комиссии 140 казаков, но в числе обвиняемых оказались многие из казаков, не участвовавшие в персидском походе и не бывшие даже в Екатеринодаре во время волнений, а лишь присутствовавшие в куренях при сочинении на общественных сходах жалоб на обиды казакам.

Жалобщики категорически отвергали факт избиения казаками старшины. Поводом к этому послужило то обстоятельство, что когда кордонный командир приказал своим казакам бить и взять под караул казаков, возвратившихся из персидского похода, то один из казаков ударил старшину за такое распоряжение, за что и состоит под судом.

После смерти презуса военно-судной комиссии генерала Горемыкина асессоры комиссии до решения дела «наказывали до полусмерти» опрашиваемых казаков.

Атаман Котляревский «самопроизвольно без малейшей виновности кузнеца Андрея Юхима, своими руками оголоблей бил, а потом в кузнице, разжегши довольно железную шину, своеручно оного кузнеца пек, от чего оный до суток и помер». Об этом свидетельствовали в комиссии два казака, жена кузнеца также утверждала, что «кузнеца испек Котляревский».

Когда 12 декабря 1798 года прибыл в Екатеринодар Войсковой атаман Котляревский, то «старшины семь раз палили из пушки и встретили его с пиками, знаменами, церковными и войсковыми знаками, с духовенством, а священник велел войсковым дьячкам петь воскресный тропарь Котляревскому: “днесь спасения миру бысть”».

После этого Котляревский сменил всех прежних присяжных куренных атаманов, а о каждом новом атамане требовал от куренных обществ подписку в том, что избранный атаман «неподозрительный». Войсковой атаман, отбирая эти подписки, полагал, «яко бы войско им довольно». Казаков же тех селений, которые не меняли атаманов и не дали подписки, «разосланные от Котляревского старшины принуждают, бьют до полусмерти и в яму кидают, где морят голодом, дабы подписки дали».

Казаки неоднократно посылали презусу военно-судной комиссии генералу Глазову жалобы на то, что командиры принуждают и требуют от казаков подписки в том, что казаки якобы «всем довольны и ничего не ищут»! Глазов не только не оказывал защиты, но «еще гауптвахтным караулом, яко законопреступников, публично без пощадения плетьми наказывал, дабы казаки не представляли за свои обиды ничего, ибо он имел с войсковым атаманом Котляревским, тоже и с старшинами, сообщение».

Казаки Заколоденко и Волга просили Государя принять их прошение и по рассмотрении «всевысочайшее решение учинить».

Таким образом, рядом жалоб и заявлений казаков довольно определенно выясняется характер того движения, которое было вызвано возвратившимися из персидского похода казаками. Казаки были недовольны старшиной; она их обижала и теснила, и при этом они не имели возможности бороться с причиняемыми им «обидами», так как лишены были старинных прав на выбор старшины и на контроль ее действий.

Началась эта глухая борьба с самого возникновения войска и перенесена была в Черноморию и за пределы ее, куда ходили черноморские казаки – в Польшу и Персию. «Много обижены были казаки командирами». Счеты сводились одного класса с другим – «казачества с правящей старшиной». «Обиды массы были ясны и очевидны, и ее представители являлись страдательным элементом, в силу господствующего порядка вещей».