– Посмотри, – сдавленным голосом попросил Ёрик, – там ли это?..

– Сначала – акт!

– Я написал расписку, – бормочет Ёрик, – акт должен составляться в присутствии незаинтересованных свидетелей, а здесь только заинтересованные лица…

– Берем расписку? – посмотрела на меня Нара.

Я только кивнула, завидуя ее решительности и напору.

– Ты чего такая грустная? – спросила Нара в машине. – Думала, они тебя теперь будут любить и уважать?

– Нет, не думала…

– Юриста жалко? Пропал юрист! Попал в пожизненное личное пользование!

– Не жалко… Так, странно все.

– Все нормально! Когда ты уже научишь меня водить, а то с твоими переживаниями поездки получаются какими-то экстремальными. Ты собираешься зареветь?

– Нет… – удивилась я.

– Значит, тебя тошнит?

– Не тошнит меня!

– Тогда заводи мотор! Поехали отсюда!

Дело было прекращено из-за отсутствия состава преступления.

Два летних месяца мы провели в Анапе – это отдельная история любви и страсти. В Нару влюбились два местных мальчика, которые демонстрировали свои чувства весьма своеобразно: один то и дело прыгал с высоченного обрыва в воду, а другой нырял с камнем на глубину. Уговаривая себя относиться к жизни отстраненно, я на третью неделю их любви и страсти перестала, покрываясь мурашками, считать секунды ныряльщика под водой.

Первого сентября позвонил следователь Докучаев. Поздравил с началом учебного года и попросил о встрече.

– Повестку пришлете? – съехидничала я.

– Как ни странно, но я действительно приглашаю вас к себе на работу. Хочу показать кое-какие документы, а выносить из здания – сами понимаете.

Я пришла, увидела эти документы и обалдела. Следователь, вероятно, доведенный моим бескорыстным желанием справедливости до профессионального экстаза, собрал все что мог об инциденте с перестрелкой в Стамбульском аэропорту в 1989 году!

Фотографии, описания «нападавших и пострадавшего», «приблизительные характеристики возможного ранения», «носильные вещи», номера машин и имена, на которые они были зарегистрированы, показания свидетелей, гильзы, отпечатки шин, длина тормозного пути и так далее, так далее – всего триста сорок листов дела, переведенного на русский с некоторыми английскими словами, не подлежащими прямому переводу, заключения экспертизы по примененному оружию на основании обследования гильз. Полистав все это наугад, я решительно принялась за поиск определенного места в деле.

– Что вы ищете? – спросил Докучаев.

– Сейчас, минуточку. Вот, нашла.

Прочитав одну страничку, я удовлетворенно отодвинула от себя огромный талмуд.

– Можно полюбопытствовать? – с трудом скрывая нетерпение, развернул к себе дело следователь.

Полюбопытствовал. Осмотрел следующий лист и предыдущий. Подумал, барабаня пальцами по столу.

– Я все узнала, что хотела. Спасибо вам большое. – От души поблагодарив, я встала и собралась уходить.

– Нефила Доломеевна, вы мне ничего больше не скажете? – вытянулось лицо у следователя.

– Очень, очень вам благодарна!

Если честно, я просто выделывалась, потому что все, что я узнала из этой странички свидетельских показаний, – это отсутствие какого-либо багажа у Кобрина в момент посадки в самолет. А это я знала и раньше – со слов Гамлета. Небольшой полиэтиленовый пакет с документами.

– Подождите благодарить, вы ничего не хотите спросить?

– Я не решаюсь.

– Сядьте же! Какая вы все-таки несносная девчонка!

– Полегче!

– Но вы же несносная, это истинная правда! Хорошо, у меня есть еще кое-что. Вот, пожалуйста.

Еще одна папка, потоньше. Очень интересно. У этого следователя все-таки есть некоторое чутье. Служебная записка военного чина с сирийской военной базы. Вместе с грузом оружия на полигон были доставлены два контейнера без сопроводительных документов, в которых обнаружены тела двух умерших солдат Иностранного легиона. Поскольку вскрытие странных контейнеров происходило без соответствующих мер предосторожности, в гарнизоне объявлен карантин. Восемьдесят девятый год, октябрь… Вот что Гамлет имел в виду, когда говорил о мошенничестве! Кобрин отправил злополучный груз из самолета туда же, куда и оружие из порта! Скорей всего, просто поменял местами ящики. Заказчик не получил законсервированные трупы или получил вместо них пару ящиков с оружием – оплата ведь была сделана! – поэтому началась перестрелка.

– А нет ли у вас еще чего-нибудь?.. – задумалась я. – По пребыванию Кобрина в Стамбуле в тот день.

– К сожалению, это почти все.

– Тогда покажите мне, пожалуйста, немножко вашего «почти».

– Не могу. Закрытая информация. Есть несколько фотографий случайной слежки. Следили не за Кобриным, он засветился с интересующими некоторую разведку людьми в аэропорту.

– А вы мне не показывайте фотографии. Вы мне их… опишите!

– Четверо мужчин, пятый – Кобрин… Что именно описать? Одежду? Что, Нефила?

Нервничает следователь.

– Опишите, что у них в руках.

– Ничего.

– Вообще?

– Армейская форма, оттопыренные карманы. Что вас интересует?

– Сумка, кейс, коробка?

– Ничего такого нет. Что думаете?

– Ему ведь могли выписать чек, – предположила я задумчиво.

– Не смешите. Чеки при нелегальных продажах оружия не выписывают. Деньги переводятся со счета на счет и достаточно конспиративно. Вы знаете, что это за проблема с нашими мертвыми солдатиками? Инцидент замяли, но Генерала тогда долго дергали, это я знаю. Химическое оружие? Груз потерялся?

– Груз потерялся!.. – пробормотала я. – Нет. Он не потерялся. Кобрин его перемешал. Точно! Он специально отправил его с предыдущим, по другому адресу. Он сорвал эту сделку. А что делает человек, если срывает сделку?

– Хватает деньги и бежит, – хмыкнул Докучаев. – Вы меня водили за нос, да? Вы понятия не имеете, где деньги, которые прихватил Кобрин!

– Почему же… Есть у меня некоторые соображения, но на них не стоит полагаться, честное слово – это только некоторые фантазии на тему оттопыренных карманов. Мне пора.

– Давайте вместе обсудим, – встал Докучаев и закрыл собой выход.

– Да нет, это из области внутреннего и наружного осмысления жизни. Прибавьте испорченное воображение…

– И немного вранья, – усмехнулся Докучаев.

– Я не вру, – многозначительно заметила я.

– Конечно, вы только стараетесь меня уверить, что в десятилетнем возрасте что-то плохо разглядели летом в лесу.