– Согласие? Вот это вряд ли… Ладно. Я вам верю. Хотя и не знаю, почему. Значит, по-вашему, весь этот хренов героизм, самопожертвования ради чёрт знает каких убеждений – не для меня, да? Думаете, мне лучше просто уйти от технократов?

– Ты должен сам решить. Что бы ни решил – не забывай про нас. Приходи, если что-то понадобится.

– Я видела Паули, – сказала Ингрид, когда они с Брэтали вместе уходили от психологов. – Он поправляется. Я так за него рада.

– Революционеру своему не забудь хорошие новости сообщить. А то он, наверное, дни считает, сколько до конца месяца осталось.

– Какому революционеру? – не поняла Ингрид.

– Как там его – Тай, что ли?

– А, Вирджин. Паули только что о нём спрашивал. А с чего это он дни должен считать?

– В тот раз, когда ты мне своего Паули подсунула, я этому Вирджину сказал, что лечение продлится месяц. А он спросил, можно ли через месяц позвонить, узнать, как результаты.

– Ясно. Конечно, я ему расскажу, что всё в порядке. Он и правда за Паули очень беспокоится.

– Да?.. – с неопределённой полувопросительной интонацией протянул Сальваторе.

Усилившийся к ночи ветер гнал по улице пустые полиэтиленовые пакеты и мятые бумажки. Ингрид и Брэтали ещё не покинули Эстхелминга, шагали к станции «Ландамиэри». А чистотой улицы восточного района не отличались никогда.

Ингрид стало холодно. Она до конца застегнула молнию куртки и подняла капюшон.

– А почему Вирджин – революционер?

– Да вид у него такой… героический.

– Ну, это только вид. Вообще-то он тоже просто помощник, как я. Он и теперь на нашей базе. За границу не ездит. Здоровье слабое. И нервы…

– Понятно. Слушай, у Паули ведь нет акцента. Он из Союза?

– Да. Из Седженто. Торговля людьми – международный бизнес. В ней замешаны и евразийцы, и иностранцы. Наши иногда охотятся за добычей в Союзе. Бездомные, не слишком опасные преступники… Бывает, устраивают облавы на неспящих. Паули за воровство арестовали. Ему четырнадцать было. Родных почти никого, разыскивать, значит, особо не будут – и всё… – Она вздохнула. – Но и с местными жителями за границей тоже полно случаев. Даже массовые похищения бывают… А ты почему к Паули не зашёл?

– В другой раз.

– Он решил у психологов пожить. Они не против. Некоторые из тех людей, кого привозит Симона, тоже у них остаются. Другим, которые уходят, психологи с документами помогают, ну, и как-то устроиться в первое время. Так же, как мы.

– С документами – через «своих людей»?

– Ага. Не какие-то подделки, а настоящую регистрацию делаем. Только, конечно, осторожность нужна. Одному сделаем – подождём, потом – следующему.

– Чёрт, он же евразиец. И чтобы оформить ему карту, приходится идти на какие-то уловки!

– Если попался торговцам, ты уже не евразиец, и вообще никто. Тебя больше нет, и твоих документов тоже. Вновь объявляться под прежним именем, значит ненужное внимание к себе привлекать. А о том, чтобы официально обращаться к правоохранам, и речи быть не может.

– Тоже «ненужное внимание»?

– Точно. Да и кто поверит показаниям бродяги, наркомана и преступника? В общем, только и остаётся, что на «своих людей» надеяться.

С неба посыпалась ледяная крупа, но почти сразу сменилась крупными пушистыми снежинками.

Ингрид и Сальваторе с минуту шагали молча. Потом Брэтали спросил:

– Будете вместе работать, нейтралы и психологи?

– Да, наверное. Надеюсь, вместе от нас толку будет больше. Нужно с Норманом всё обговорить. Норман Келли – это организатор движения Ангелов.

– Ингрид, а Симона и твои Ангелы не в курсе, что сейчас происходит в Северной Африке? Что там за лагеря беженцев?..

Брэтали тянул время. Первый срок, намеченный Сюзанной Авиджио для разговора, уже прошёл. Он сказал, что ещё не принял решения. Директор кивнула, не выразив вслух никакого недовольства. Только её левая бровь дрогнула в знак непонимания – о чём тут вообще можно раздумывать?..

Реакция Стейница была более явной.

– По-моему, Сэл, это просто неуважение к компании и лично ко мне. Мне таких трудов стоило убедить Ситгоффа, что решение о смене твоего офстата в необходимо… Чего ты ждёшь?

Видимо, Стейниц всерьёз боится за своё кресло, – слушая его, подумал Сальваторе. Теряет железную твёрдость…

Он действительно ждал. Но не знал, чего именно. Чего-то, что оставит всего один возможный вариант…

Когда снова появилась Ингрид Саарен, Брэтали, ещё не услышав, в чём дело, понял: ожидание закончено.

Прямо с порога он сказал: