Внизу, на лазоревой глади бухты, видна была лодка, бесстрашно несущаяся по мелким волнам к причалу под осажденным фортом. Весельники-мальтийцы гребли отчаянно, и суденышко продвигалось довольно прытко. Оно одолело уже с полпути, если не больше, когда его на безмятежной глади заметили турки. И решили уделить ему внимание. Сразу несколько стрелков навели на нее длинные стволы своих аркебуз. Захлопали выстрелы, и фонтанчики воды стали взлетать и спереди, и по бокам. Те, кто смотрел за продвижением лодки из Сент-Анджело, подбадривали товарищей криком: гони, гони! Однако пули врага по приближении лодки к берегу ложились все аккуратнее.

Вот свинец угодил ей по носу так, что брызнули щепки. Один из гребцов, уронив весло, схватился за окровавленную руку; лодку тут же развернуло, и тот, кто на румпеле,[54]выровняв курс, напустился на раненого: мол, чего сидишь, хватай весло! Невероятно, но лодчонка все же вырвалась из зоны попадания стрелков и наконец прибилась к небольшому причалу у подножия отлогой скалы. Гребцы опустили весла, а с носа на берег соскочил посланный Масом для получения доклада офицер и по прорубленным в скале ступеням помчался наверх, к тыльному входу в форт, что возле башни.

Мелкая драма, хоть и наполовину, была все-таки окончена, и можно было вздохнуть с облегчением. Ла Валетт приказал советникам следовать за собой и повел их из кабинета на башню цитадели, откуда на штурм Святого Эльма вид открывался более подробный. Солнце в небе поднялось, и задувший с севера бриз частично разогнал дымовую завесу, что упорно окутывала весь перед форта. С ее уходом открылась вся жестокость борьбы за равелин и за крепостные стены. Перед стеной лежали груды тел вперемешку с обломками разрушенных лестниц. Телами были усеяны и стены, особенно у парапета, и по выщербленной каменной кладке вниз струились багряные потоки. Над всем этим побоищем по-прежнему развевался штандарт Ордена, и видны были отдаленные фигуры рыцарей, которые, поблескивая сталью, направляли в бой своих солдат, дерзко стоя на самом виду у неприятельских стрелков, что вели огонь из укрытия своих ложементов, даром что при этом рисковали попасть в своих.

Стокли, утирая со лба пот, недоуменно покачал головой.

— Сколько же еще турки могут терпеть такое наказание?

— Ничего, пускай прут, — холодно ответил ла Валетт. — Чем больше людей они потеряют при взятии Сент-Эльмо, тем меньше их полезет сюда, на Сенглеа и Биргу. Да и за наглость свою они тоже поплатятся.

Несмотря на оттенок этакого расчетливого цинизма, слова Великого магистра отражали суть. Покуда держится Сент-Эльмо, османы будут бросать на него все новые силы, неся в итоге удручающие потери. А между штурмами их пушки будут изводить драгоценный порох с запасами ядер и картечи, доставленными из далекого Стамбула. И что, пожалуй, самое главное, у них будут впустую расходоваться дни походного сезона, которые на вес золота. Когда зарядят дожди и осенние шторма, припасов и подкреплений им уже не дождаться.

Колокола на церквах Биргу пробили полдень, и вражеский приступ начал наконец затихать. Войска от стен оттягивались к своим траншеям, оставляя перед фортом ковер из тел своих поверженных товарищей. Тем не менее за ними остался равелин, и турецкие инженеры уже вроде как хлопотали, надстраивая его в высоту. Едва откатились последние солдаты неприятеля, как его артиллерия с чугунным упорством возобновила обстрел укреплений. Защитники форта привычно поисчезали со стен, убравшись в укрытия.

Ла Валетт отвернулся от нелицеприятного зрелища, и на его заострившемся лице проступила усталость; тем не менее в запавших глазах, когда он поглядел на Томаса, читалась та же незыблемая твердость, что и всегда.

— Слава тебе, Господи, — выдохнул он. — Мы отвоевали себе еще один день.

* * *

Чуть за полдень Томас отвел Ричарда в местечко поукромнее, где они сели наспех перекусить хлебом и сыром, запивая все это резким, похожим на уксус местным вином. Томас негромко изложил, что обсуждалось на совете сегодня утром. Ричард слушал в молчании.

— По крайней мере, у тебя теперь есть то, ради чего ты сюда прибыл, — заключил Томас. — Я так полагаю, ради этого нам стоило рисковать жизнью.

— В этом риске суть игры, — заметил Ричард. — В этом и любом другом. Вот почему вы не годны для работы, которую делаю я.

— И вот почему ты не годишься в рыцари, Ричард, — Томас печально покачал головой. — Эта твоя работа основана на интриганстве. В ней нет доблести.

— Неужели? Вы, рыцари, убиваете ради своего узкокорыстного дела, я же выполняю свой долг, причем перед своей страной. Так попытайтесь мне объяснить — точнее, доказать, — где этики все-таки больше? А? — Он с дерзкой улыбкой поглядел на рыцаря. — Думаю, не получится.

Томас ответил взглядом, полным глухого отчаяния того, кто знает, что прав, но чересчур устал, чтобы втолковывать суть. По какой-то причине он чувствовал себя обязанным опекать Ричарда, словно тот и в самом деле был его оруженосцем или заблудшим сыном. Наконец Томас со вздохом сказал:

— Надеюсь, ты припрятал свою находку понадежнее.

— Настолько, насколько это позволяют обстоятельства.

— Вот и хорошо. Получается, твоя миссия на этом исчерпана. Почти: остается еще пережить эту осаду, — добавил он с ироничной улыбкой. — А потому сопряжем усилия в том, чтобы как следует послужить ла Валетту и Ордену. До окончания осады я теперь в подчинении только у Великого магистра. Ты же служишь моим оруженосцем и откладываешь свое услужение Уолсингему со всеми его интригами. Идет?

Ричард, подумав, кивнул:

— До конца осады.

Юноша сосредоточился на еде: откусывая и яростно жуя жесткий сыр, он глазел через бухту в сторону Сент-Эльмо.

* * *

Опускались сумерки, когда из Сент-Эльмо возвратился с докладом посланный Масом офицер. Он вошел в кабинет Великого магистра и остановился перед столом. Голова офицера была повязана заскорузлой от крови тряпицей. Приглядевшись, Томас узнал в нем Фадрике, сына дона Гарсии. Тот тоже его узнал. Они обменялись куцым наклоном головы.

— Стул? — предложил Фадрике ла Валетт.

— Незачем, — горделиво выпрямился тот. — Я постою.

— Дело твое. Докладывай. Что там с равелином?

— Точно не известно, сир. Капитан Миранда сообщает, что дежурившего на тот момент часового снял стрелок. Остальной караул лежал за парапетом: у них теперь так принято, чтоб не подставляться на открытых участках стены под пули. И вот нынче утром, по всей видимости, товарищи убитого решили, что он жив и стоит на посту. Потому-то турки и смогли приставить к той секции равелина лестницу и пустили по ней отряд янычаров, пока наши об этом не ведали. А когда спохватились, было уже слишком поздно, и равелин взяли османы.

— Надо же, какая беспечность, — с горечью цыкнул полковник Мас. — А Миранда что, пытался его у них отбить?