Вивенне показалось, что мужчина заинтересовался, хотя она видела только его профиль.

– Тогда это возможно. Но все равно нелегко. Что должны доказывать эти документы?

– Продажность отдельных жрецов, – ответила Вивенна. – Вот список. Мне нужно, чтобы вы преподнесли дело так, будто они доили Идрис годами, вынуждая нашего короля платить баснословные суммы и брать на себя едва выполнимые обязательства – только бы не разразилась война. Покажите, что Идрис не хочет войны, а жрецы – лицемеры.

Ее собеседник кивнул:

– Это все?

– Да.

– Сделать можно. Мы будем на связи. Инструкции и пояснения – на обороте?

– Как просили, – ответила Вивенна.

Мужская компания встала, слуга принялся упаковывать их завтрак. При этом он якобы упустил салфетку, и ветер ее подхватил. Слуга погнался за ней и поймал, по ходу прикарманив и бумагу Вивенны. Вскоре все они разошлись.

– Ну как? – спросила Вивенна, подняв глаза.

– Хорошо, – похвалил Дент, кивая себе самому. – Вы становитесь специалистом.

Вивенна улыбнулась и вновь устроилась на одеяле, готовая ждать. На следующую встречу явится группа воров, которые по запросу Вивенны и Дента похитили кое-что из военных штабов в здании халландренской администрации. Сами по себе документы были не очень-то и важны, но их пропажа породит смятение и досаду.

До этой встречи оставались часы, что означало для Вивенны возможность отдохнуть на лужайке вдали от кричащих городских цветов. Дент уловил ее настрой и сел рядом, откинувшись на голый пьедестал. По ходу ожидания Вивенна увидела, что Парлин снова беседует с Брюлики. Дент был прав: Вивенне наряд Парлина казался диким, ибо она знала, что он идриец. Взглянув же на него объективнее, она поняла, что он прекрасно сливался с другими молодыми горожанами.

«Ему-то хорошо, – с раздражением отвернулась Вивенна. – Он может одеваться, как пожелает, – ему незачем беспокоиться о вырезе и длине подола».

Брюлики фыркнула, но с примесью здорового веселья. Вивенна немедленно посмотрела на них: Брюлики закатила глаза, а Парлин скромно улыбался. Видимо, брякнул что-то не то. А что именно – не постигал. Вивенна знала Парлина достаточно хорошо, чтобы прочесть выражение лица и заключить: он лишь улыбнется в ответ и тем утешится.

Брюлики взглянула ему в лицо и снова расхохоталась.

Вивенна стиснула зубы.

– Я должна отослать его в Идрис, – заявила она.

Дент повернулся и глянул на нее сверху.

– Мм?..

– Парлина, – пояснила она. – Других проводников я отправила домой. Надо было и его вместе с ними. Он ничем не занят.

– Он быстро осваивается в незнакомых ситуациях, – заметил Дент. – И ему можно верить. Это достаточно веская причина его оставить.

– Он глуп, – возразила Вивенна. – Не понимает половины того, что творится вокруг.

– Да, не мыслитель, но похоже, он инстинктивно умеет сливаться с окружением. Да и не всем же нам быть такими гениальными, как вы.

Она посмотрела на Дента:

– Что это значит?

– То, – сказал Дент, – что вам, принцесса, не следует прилюдно изменять окраску.

Вивенна вздрогнула, заметив, что волосы, еще недавно умиротворенно-черные, стали раздраженными красными. «Повелитель цветов! – подумала она. – Я же так хорошо справлялась. Что со мной происходит?»

– Не волнуйтесь, – успокоил ее Дент, устраиваясь, как прежде. – Брюлики не интересуется вашим другом. Клянусь.

– Парлином? – фыркнула Вивенна. – С чего мне волноваться?

– О, я не знаю, – сказал Дент. – Может быть, потому, что вы с детства были считай помолвлены?

– Это совершенно не так. Меня помолвили с Богом-королем еще до рождения!

– А вашему отцу всегда хотелось, чтобы вы вышли за сына его лучшего друга, – парировал Дент. – По крайней мере, так говорит Парлин. – Он с ухмылкой уставился на нее.

– Мальчик слишком болтлив.

– Вообще-то, обычно он довольно молчалив, – заметил Дент. – Приходится умолять его рассказать о себе. Так или иначе, у Брюлики другие узы. Поэтому вам не стоит беспокоиться.

– Я не беспокоюсь, – ответила Вивенна. – И Парлин меня не интересует.

– Конечно нет.

Вивенна приготовилась возразить, но обнаружила невдалеке Тонка Фаха и не захотела, чтобы и он принял участие в этом споре. Она захлопнула рот, когда дюжий наемник дошел до них.

– Морковь, – изрек Тонк Фах.

– Что? – не понял Дент.

– Рифмуется с кровью, – объяснил Тонк Фах. – Теперь ты можешь выражаться поэтично. Кровь как морковь. Приятный образ. Гораздо лучше, чем «бровь».

– А, ясно, – бесцветным голосом отозвался Дент. – Тонк Фах?

– Да?

– Ты идиот.

– Спасибочки.

Вивенна встала и принялась расхаживать между статуями, изучая их – пускай и с целью не смотреть на Парлина с Брюлики. Тонк Фах и Дент шли сзади на удобном расстоянии, зорко присматривая за всеми.

В статуях была красота. Они не походили на другие произведения искусства в Т’Телире – безвкусную живопись, разноцветные здания, расфуфыренные наряды. Д’Дениры представляли собой солидные глыбы, которые с достоинством старились. Халландренцы, конечно, приложили все усилия, чтобы уничтожить его шарфами, шляпами и прочей пестрой чепухой, которую понавешали на каменные памятники. К счастью, в парке было так много изваяний, что все не украсишь.

Они стояли, словно на страже, и выглядели почему-то внушительнее, чем большая часть города. Многие глядели в небеса или прямо перед собой. Каждая казалась особенной, в своей позе, с неповторимым лицом. «Должно быть, на их создание ушли десятилетия, – подумала Вивенна. – Наверное, именно тогда халландренцы пристрастились к искусству».

Халландрен был полон противоречий. Воины олицетворяли мир. Идрийцы одновременно эксплуатировали и защищали друг друга. Наемники казались лучшими людьми на ее памяти. Пестрые краски создали своеобразную однородность.

И над всем этим витало биохроматическое дыхание. Да, правили эксплуататоры, но люди вроде Брюлики усматривали привилегию в отдаче своего доха. Масса противоречий. И возникал вопрос: могла ли Вивенна позволить себе превратиться в еще одно? В человека, который поступился убеждениями ради их сохранения?

Дохи были чудесны – больше, чем просто красота или способность различать звуковые колебания и улавливать тончайшие цветовые оттенки. Больше даже способности ощущать вокруг себя жизнь. Больше, чем шум ветра, интонации в голосах и ее личное умение нащупывать людей в толпе, легко шагая в ногу с остальными.

То была связь. Окружающий мир ощущался очень близким. Даже неодушевленные предметы – например, ее одежда или веточки на земле. Они были мертвы, но словно истосковались по новой жизни.