— Это крохотный поселок, — сказал он, подумав, — филиал станции. Рекреационная зона. Люди развлекаются, как могут. Занимаются раскопками, исследуют интересные геологические явления…

— Вы говорили о храмах?

— Да. Но это не храмы, вы поймите, они просто так называются. Даже на Земле есть пещеры, потрясающие по красоте, их называют дворцами. Или пещерные города, образованные самой природой. А это — храмы Ириса. Есть легенда, — он понизил голос, — что на этой планете обитает бог. Бог Ириса, так его прозвали. Что, в отсутствие живых существ, способных ему поклоняться, он сам себе построил храмы.

Инспекторша улыбнулась кончиками губ:

— А вы, значит, запретили паломничество и лишили его адептов?

— Он миллионы лет прекрасно без них обходился.

— Ну, зачем-то же он построил храмы? Значит, ждал, что кто-то придет?

Разговор начинал тяготить Саундера.

— Его нет, — сказал он сухо. — И храмов нет. Это выступы… скальных пород.

— Меня зовут Ирина, — помолчав, сказала инспекторша. — Я, кажется, не представилась. А вы меня не спросили.

— Очень приятно, — сказал Саундер, испытывая страшную неловкость. — Дело в том…

— Простите меня, Григорий.

— За что?

— Я вела себя с вами по-свински. Это все из-за усталости.

— Понимаю. Кстати, меня зовут Саундер.

Она наконец-то оторвала взгляд от моря и посмотрела ему в глаза:

— Как?

— Саундер. Григорьев. Губернатор представлял меня, вы, наверное, не обратили внимания…

Она покраснела, как девочка. Снова отвернулась, нахлобучила шляпу и затемнила вуаль.

— Все путают, — сказал он великодушно. — Жена звала меня Сашей. А губернатор — Гришей.

— Я хочу искупаться, — сказала Ирина резковато. — У вас есть эта их… купюра? Чтобы проверить воду?

Саундер пошарил по карманам куртки. Прошли те времена, когда он водил торговые делишки с полевыми ребятами, но до сих пор обычно брал с собой на выезд немного денег.

— Вот.

Купюра была большая, с ладонь, и почти негнущаяся. Имела семь степеней защиты, но Саундер не представлял дурака, которому понадобилось бы подделывать полевые денежки.

— А почему здесь Будда? — спросила Ирина, вертя купюру так и эдак.

— Не знаю, — честно признался Саундер. — На двадцати реалах у них Христос, на пятидесяти Будда. На ста — не помню. — Он помедлил и добавил: — Некоторых это шокирует.

— Меня — нет, — равнодушно отозвалась Ирина. — Я атеистка. Ну, проверяйте!

Он взял у нее бумажку и зашагал к воде, в самом деле чувствуя себя идиотом. Зачем понадобилось приплетать Ирисово Поле? Сказал бы коротко — нет, в море у нас не купаются, опасно для жизни. И она бы поверила.

Море наваливалось на песок, прозрачное и неподвижное, будто огромная линза. Подойдя к самой кромке, Саундер присел на корточки и, взяв купюру за уголок, опустил в воду до половины. Подержал, вытащил, сличил обе половинки Будды — сухую и мокрую. Мокрая блестела на солнце, сухая матово отсвечивала, но разницы в цвете не было.

— Выходит, можно купаться? — нетерпеливо спросила Ирина.

— Я бы не советовал, — Саундер стряхнул с купюры воду.

— Но почему? — И, не дожидаясь ответа, она подсела к морю и омыла в нем ладони. — Какая прозрачная вода… И теплая…

На мелководье проглядывало оранжевое дно, бледнело, уходя в глубину, уступало морской зелени. Ирина зачерпнула со дна песка, пропустила сквозь кулак яркой струйкой, обернулась к Саундеру:

— Будете купаться?

— Сейчас межсезонье, — сказал он скованно.

— Но с купюрой все в порядке! Кислоты пока нет! Давайте купаться, Саундер!

Прежде чем он успел ответить, она рванула застежку комбинезона, уронила на песок шляпу и, на ходу избавляясь от одноразового белья, пошла в воду.

Я ретроград, подумал Саундер и на секунду зажмурился. На Ириске нет голых пляжей. Везде есть, а на Ириске — домострой. Так это, кажется, называлось… Какая у нее кожа, не белая, не бронзовая — золотая. И какая у нее линия бедра…

Ирина бросилась в море. Брызги взлетели лениво, тяжело, всплеск прозвучал глухо. Саундер смотрел, как она плывет, явно красуясь, широко взмахивая руками, струясь вдоль поверхности, как шелковая нитка в канве. Что-то происходило с этой женщиной, что-то очень важное и трудное, именно в эти часы, минуты, сейчас.

Он вспомнил инспектора с его свинцовым выражением лица. Что нам инспектор? Даже если губернатора погонят — он, Саундер, будет нужен его преемнику. Чтобы закупать дерновое покрытие, контролировать температуру в жилых помещениях, устанавливать графики дежурств, утверждать отпуска, устраивать разносы и самому получать по шее от начальства… И по первому требованию исполнять особые поручения: развлекать инспекторш, например. У которых кризис в личной жизни.

Ирина тем временем обернулась к берегу, замахала рукой, и радужные брызги полетели веером:

— Саундер? Вы будете купаться?

Он заколебался на долю секунды. Нет, это слишком.

— Нет. Я не хочу.

— Такая вода! Такое удовольствие! — она смеялась. Вся усталость, скованность, напряжение слетели с нее в этот момент, и женщина казалась двадцатилетней.

— Я знаю, но… Я просто не хочу.

— Вам же хуже!

Она нырнула, блеснув круглыми ягодицами.

Беда в том, что я совершенно не понимаю свою роль в этом деле, подумал Саундер. Губернатор отправил меня, потому что я молодой и «выгляжу привлекательно». Входят ли в программу экскурсии плотские радости? И как отнесется к этому инспектор? И неужели я, леший побери, гожусь на эту роль?!

Он скептически поджал губы. Нет, конечно, губернатор имел в виду только то, что сказал: прогулка, развлечения, легенды. Губернатор не мог знать некоторых нюансов, существующих между инспекторшей и ее инспектором. Да и нюансы эти, судя по всему, обнаружились совсем недавно, может, пару часов назад.

Женщина вынырнула и поплыла вдоль берега в ритме вальса, раз-два-три, сверкая попеременно мокрым затылком, бедрами и пятками. Саундер сел на песок, скрестив ноги.

Ни краба не водилось на этом побережье, ни рыбешки, ни единой медузы. Водилось два каких-то невероятных микроорганизма, приспособившихся к жизни в кислоте, но никак не умеющих скрасить человеку его одиночество. Ни птицы не показывалось в небе над цветными барханами, ни змейки не струилось в песке. Саундер давно привык, но иногда ему снилось море с чайками и дворик с назойливыми воробьями; его родители участвовали в национальной программе «Демовзрыв», но вместо пятерых детей сподобились родить только одного. Тогда их вышибли из проекта, отселили с космической станции, и Саундер провел детство в квартире бабушки, в тесноте и шуме приморского городишки, в полнейшем счастье и прекрасных мечтах.