Тиренс не сводил глаз с нейрохлыста. Вероятно, Дженро заметил, как сжались его челюсти, или просто догадался, о чем тот думает.

– Если ты на меня нападешь, я не стану тебя убивать. Не имею права даже в целях самозащиты. Но не рассчитывай извлечь из этого пользу. Только дернись, и я прострелю тебе ногу.

Силы покинули Тиренса. Обхватив руками голову, он рухнул в кресло.

– Знаешь, зачем я все это тебе говорю? – тихо продолжил Дженро.

Тиренс промолчал.

– Прежде всего мне нравится смотреть, как ты страдаешь. Я терпеть не могу убийц вообще, а туземцев, убивающих саркцев, – в особенности. Мне приказали доставить тебя живым, но это не значит, что путешествие должно тебе понравиться. А во-вторых, ты должен ознакомиться с ситуацией, потому что, когда мы приземлимся на Сарке, дальше дело будет за тобой.

– Что? – Тиренс поднял взгляд.

– Безопасники знают, что мы скоро прилетим. Даже не сомневайся, их региональный отдел отправил сообщение на Сарк, едва наш корабль покинул атмосферу Флорины. Но, как я уже сказал, для меня было жизненно важно убедить органы, что я справлюсь с делом в одиночку. И поскольку у меня получилось, это все меняет.

– Ничего не понимаю, – тоскливо пробормотал Тиренс.

– Я сказал, что тебя желают видеть на Сарке, – холодно ответил Дженро. – Однако в данном случае речь не о госбезопасности, а о Транторе.

Селим Юнц никогда не был флегматиком[2], и год бесплодных поисков его нрав не улучшил. Он не мог спокойно сидеть и потягивать вино, когда в его душе все клокотало. Одним словом, он отнюдь не был Людиганом Абелем.

Выслушав вопли Юнца насчет того, что Сарку ни в коем случае нельзя спускать похищение и арест сотрудника МПБ, сколько бы шпионов Трантора ни было замешано в деле, Абель невозмутимо сказал:

– Думаю, вам лучше переночевать здесь, профессор.

– Я сам решу, что для меня лучше, – ледяным тоном возразил Юнц.

– Не сомневаюсь, дружище, не сомневаюсь. Тем не менее, если Сарк настолько осмелел, что поднимает бластеры на моих людей, существует немалая вероятность и вам попасть в переделку. Давайте переждем эту ночь у меня, а там посмотрим, что нам приготовил грядущий день.

Сколько Юнц ни горячился, призывая к немедленным действиям, это ни к чему не привело. Абель оставался таким же бесстрастным, почти безразличным, вдобавок его внезапно одолела тугоухость. С твердой учтивостью Юнца препроводили в отведенные ему покои.

Лежа на кровати, профессор таращился в слегка светящийся потолок, украшенный фреской (средненькая копия «Битвы у арктурианских лун» Ленгадена), зная, что не заснет. Затем его нос уловил слабый запах газа. «Сомнин!» – успел подумать Юнц и тут же провалился в сон. За те пять минут, что вытяжка очищала воздух от паров, профессор надышался достаточно, чтобы получить восемь часов здорового сна.

Юнц проснулся в холодном рассветном сумраке. Перед ним стоял Абель.

– Сколько времени?

– Шесть.

– Великий космос! – Профессор огляделся и выпростал мосластые ноги из-под простыни. – Вы – ранняя пташка.

– Я вовсе не спал.

– Не спали?

– И скоро об этом пожалею. Увы, мой организм реагирует на антисомнин уже не так, как в юности.

– Минуточку, с вашего позволения, – пробормотал Юнц.

Его сборы если и заняли больше «минуточки», то ненамного. Профессор вернулся в комнату, затягивая пояс на тунике и поправляя магнитный шов.

– Ну? – нетерпеливо спросил Юнц. – Сомневаюсь, что вы бодрствовали всю ночь и разбудили меня в такую рань просто так.

– Верно, верно. – Абель присел на край кровати и, запрокинув голову, рассмеялся.

Смех у посла оказался высоким, но сдержанным. Крепкие, слегка желтоватые пластиковые зубы контрастировали с дряблыми деснами.

– Ох, прошу прощения, Юнц, – отсмеявшись, сказал Абель, – я сегодня немного не в себе. Голова кружится после вынужденного бодрствования. Всерьез подумываю, не подать ли в отставку. Пора Трантору сменить меня на кого-нибудь помоложе.

– Неужели выяснилось, что нашего аналитика у саркцев нет? – спросил Юнц саркастическим тоном, хотя и не без затаенной надежды.

– Как ни жаль, аналитик у них. Мое веселье вызвал тот факт, что наша сеть все-таки сработала.

У Юнца готово было сорваться с губ: «В гробу я видал вашу сеть!» – но он сдержался.

– Несомненно, – продолжил Абель, – они знали, что Хоров – мой агент. Могут знать и о других на Флорине, но те – мелкие сошки. Поэтому саркцы их не трогают, только держат под наблюдением.

– Одного они убили, – заметил Юнц.

– Не они, – возразил Абель. – Его убил товарищ вашего аналитика, завладевший формой и бластером патрульного.

– Ничего не понимаю, – уставился на посла Юнц.

– Запутанная история. Кстати, не позавтракаете со мной? Я очень проголодался.

За кофе Абель рассказал Юнцу, что произошло в последние тридцать шесть часов. Профессор в ошеломлении отставил в сторону недопитую чашку и больше к кофе не притронулся.

– Даже если допустить, что они выбрали для побега именно этот корабль, их могут и не обнаружить, – сказал он. – Выслав навстречу кораблю своих людей, вы…

– Вздор. Сами знаете, что на современном корабле быстро обнаружат избыточное тепло, выделяемое человеческими телами.

– Всегда можно что-нибудь упустить. Техника безупречна, люди – нет.

– Выдаете желаемое за действительное. Послушайте, Юнц. В то время как корабль с аналитиком приближается к Сарку, мне пришло донесение из надежнейшего источника, что Файф собрал великих нобилей на совещание. Их межконтинентальные встречи столь же редки, сколь столкновение звезд в галактике. Совпадение?

– Совещаются по поводу пространственного аналитика?

– Сам по себе этот человек ничего не значит. Важным его сделали мы с вами. Ведь МПБ упорно разыскивало его почти год.

– Не МПБ, – буркнул Юнц, – а я. Я работал практически неофициально.

– Нобили об этом не знают, и даже скажи вы им – не поверят. Да и Трантор проявлял к нему интерес.

– По моей просьбе.

– Опять же – не знают и не поверят.

Юнц поднялся, его кресло автоматически отъехало назад. Сцепив руки за спиной, профессор принялся ходить туда-сюда по ковру. Вперед-назад, вперед-назад… Иногда он сердито посматривал на Абеля. Тот спокойно налил себе вторую чашку кофе.