месте. Убедить меня оставить в живых убийцу моих детей никто бы не сумел. Это под силу только тебе.

– Может, тогда мне с ним поговорить?

– И чем будешь аргументировать? – Драган сделал еще один глоток кофе.

– Не знаю. Почему санклиты так скоры на расправу? Меня саму недавно санклитка Хана убить пыталась!

Чашка с глухим хлопком лопнула в руках Горана. Керамические осколки глубоко прорезали ладони. Кофе, смешиваясь с кровью, потек на столик. В воздухе опять запахло железом.

– На кухню, быстро. – Я завернула его руки в салфетки.

– Саяна, прости… – Когда ладони оказались под струей холодной воды, пробормотал Горан.

– У тебя привычка дурная стаканы и чашки давить. – Отметила мисс Хайд, вынимая осколки.

– Ты права. – Прошептал он. – Во всем права…

Я подняла голову, и водоворот чувств в его глазах закружил меня. В них было все – безумное желание, нежность, боль, вина, надежда. Мне удалось всем своим нутром почувствовать, что он сдерживается уже даже не из последних сил, а расходуя неведомые ему самому резервы.

Я отвела глаза, поспешно отошла и начала убирать в шкафчик все подряд. Еще немного, столешницу оторву и попробую туда запихнуть. Руки так дрожали, что крышка сахарницы, станцевав сальсу, упрыгала. Горан поймал ее на лету, осторожно положил обратно и тихо сказал:

– Самое страшное – когда тебя не любит та женщина, которую любишь ты.

– Я помню другую цитату. Самое страшное – когда прошлым становится тот, кто должен был стать будущим.

– Ты… ненавидишь меня, родная?

– Нет. В моей душе уже не осталось ненависти. Только океан боли.

– Я могу хоть как-то ее уменьшить?

– Нет.

– Саяна, я безумно жалею, что так поступил с тобой, поверь! Ты во всем права, нужно было предложить тебе вариант с кинжалом и, если бы ты отказалась, позволить…

– Позволить мне умереть. – Я обернулась и посмотрела ему в глаза.

– Извини, это сложно даже произнести.

– Думаешь, я поверю тебе?

– Это правда. В тот день ужас затмил мой рассудок, родная. Если бы можно было…

– Все вернуть? То что, Горан? Ты дал бы мне умереть, если бы таким был мой выбор?

– Да.

– Это легко говорить сейчас, ведь уже ничего не изменишь.

– Я никогда не лгал тебе.

– Но ты убил меня, сделал санклитом и заставил отнять жизнь! – полыхнув, мисс Хайд отвесила ему тяжелую пощечину.

– Прости, родная, умоляю…

– А если я скажу тебе, что когда закончится заемный год, не будет никакого продолжения? Никаких более убийств! Что ты будешь делать?

– Приму твое решение и буду его уважать. – Почти беззвучно прошептал санклит, став еще бледнее. – Сделаю все, что ты скажешь. Постараюсь, если позволишь, облегчить твою… твой уход.

– И ничем не помешаешь?

– Да. Клянусь любовью к тебе!

– Уходи, Горан.

– Родная! Все сделаю, только скажи! Умоляю! – он встал на колени и порывисто обнял меня. – Умру, если прикажешь, только позволь…

– Нет! Встань! – я потянула его наверх, и едва он поднялся, оттолкнула. – Мне даже смотреть на тебя больно! Ты можешь это понять?! Уходи! Не причиняй мне еще больше боли! Это единственное, что ты можешь сделать!

Когда санклит ушел, сил не осталось даже на слезы. Я просто прижалась спиной к двери, сползла вниз и сжалась в комочек, желая только одного – раствориться в этом мире без следа…

Глава 7 Солнышко

Так легко уничтожать и судитьТех, кого ты не можешь понять.А слушал ли ты их оправдания?..Я закрываю глаза и идуПо тонкой грани междуЛюбовью и ненавистью…Within Temptation «Destroyed»

– Здравствуйте, барышня! – мужчина с седыми волосами, открывший дверь, устало посмотрел на меня.

На вид чуть больше шестидесяти, но у санклитов возраст сам черт не разберет. Сонар дает ощущение, что ему ближе к восьми сотням. А может, и больше. Ух ты, таких я еще не встречала!

По иронии судьбы он весьма похож на Шона Коннери, незабвенного горца Маклауда – статный, высокий – все санклиты, что мне попадаются, Гулливеры, проницательные глаза теплого карего оттенка прячутся в складках верхнего века, небольшая седая бородка лишь усиливает сходство.

– Здравствуйте, Савва. – Я виновато улыбнулась. – Можно с вами поговорить?

– Можно, барышня. Проходите. Не разувайтесь. – Мужчина посторонился. – Саяна, полагаю?

– Верно.

– Приятно познакомиться.

Мы вошли в комнату. За большим круглым столом, который сделал бы честь и Камелоту, сидел Горан. Увидев меня, он встал. Некстати вспомнилось, что так было каждый раз, когда я появлялась рядом. На дворе 21 век, но манеры, воспитание из 18-го до сих пор оставались в нем.

И вот зачем, интересно, я сейчас взялась об этом размышлять? Самое время!

– Как видите, вы не одиноки в своем намерении уговорить безумного старика не убивать сына Юлии. – Савва усмехнулся, наливая мне чай. – Полагаю, так и выглядит эта цепочка? Она попросила вас, Саяна, вы – Горана, а ему пришлось приехать самому. Такая вот сказка про репку. – Он поставил чашку на блюдце и обвел рукой стол с вареньем, пирогами и конфетами. – Угощайтесь.

– Все верно. – Я села за стол – подальше от Драгана. – У вас очень красиво и уютно, Савва.

Гостиная на самом деле мне очень понравилась. Светлая, просторная, с высокими потолками, в центре стояло белое пианино со стопкой нот, книжные шкафы занимали все стены, тяжелые лавандовые гардины на окнах гармонировали со светло-сиреневой обивкой мебели. На стене задумчиво отмеряли время часы с маятником.

Рядом с ними висело много фотографий и картин. На большинстве – улыбчивая женщина с круглым лицом и светловолосая девочка в разных возрастах – от крохи с огромными удивленными карими глазами и пальцем во рту до хохочущей красавицы с огромным черным котом в обнимку. Его дочь, вероятно.

– Анжелика. – Подтвердил Савва, с тоской глядя на это фото. – Последний снимок. Что ж Саяна, – он перевел взгляд на меня. – К чему будете взывать? К моральным императивам, совести? Или предпочтете пугать двумя могилами и Уголовным Кодексом?

– Я не судить пришла. Хотела просто попросить вас не марать руки. Он этого не заслуживает.

– Знаете, Саяна, мы с женой встретились, когда она была совсем юной девочкой, а я уже разменял девятое