— Советник? — спросил наконец Алекс.

Бармен кивнул на стену за стойкой — над тремя рядами старинных и экзотических бутылок красовался диплом в рамочке.

— Лицензированный. Конфиденциальность гарантируется. К официальным организациям отношения не имею. Работаю уже пять лет. Так что вряд ли ты можешь рассказать мне нечто такое, чего я уже раз сто не слышал.

«Конфиденциальность гарантируется» и «к официальным организациям отношения не имею» означало, что все, что расскажет бармену Алекс, останется при нем, а не будет доложено по начальству. Алекс был удивлен, но не особо: бары, где барменами работали Советники, набирали популярность еще в те времена, когда он оканчивал Академию. Он только не подозревал, что они сделались настолько популярны. И уж, конечно, он не ожидал найти такой бар здесь, на ремонтной станции. Ну разумеется, когда человек выпьет, его тянет на откровенность; и где-то на Старой Земле кому-то пришло в голову, что будет неплохо, если в этот момент рядом с человеком окажется кто-то, кто способен выслушать и дать толковый совет. Да, ему доводилось слышать, что теперь за стойками работает больше Советников, чем в кабинетах, и что многие профессиональные бармены поступают в колледжи, чтобы получить диплом Советника.

И внезапно потребность выговориться хоть перед кем-нибудь сделалась нестерпимой.

— Вот ты когда-нибудь влюблялся? — спросил он, глядя на свой пустой стакан и крутя его между указательными пальцами.

Бармен забрал у него стакан и поставил вместо него чашку кофе.

— Сам — нет, но я повидал немало людей, которые были влюблены — или думали, что они влюблены.

— Ага…

Алекс перевел взгляд на чашку, от которой шел душистый пар.

— Злейшему врагу такого не пожелаешь.

— Ну да. Многие так говорят. Что, проблемы с той, в кого ты влюблен? — спросил бармен-Советник. — Может, я чем могу помочь?

Алекс вздохнул.

— Да нет, ничего особенного. Просто та, в кого я влюблен… скажем так: не очень-то доступна.

Он почесал в затылке, пытаясь придумать, как бы это так сформулировать, чтобы не сказать лишнего.

— В силу наших профессиональных обязанностей — неважно каких — мы не можем быть вместе. И, кроме того, имеются кое-какие физические проблемы…

Привычка к осторожности укоренилась слишком глубоко. Имеет этот Советник отношение к официальным организациям или не имеет, все равно Алекс не мог заставить себя рассказать ему всю правду. Ведь расскажи он все как есть, он может лишиться общества Тии, если это услышит кто-то лишний!

— А работу вы сменить никак не можете? — разумно спросил Советник. — Уж конечно, никакая работа не стоит таких страданий. Судя по всему, что мне доводилось видеть и слышать, лучше низкооплачиваемая работа, которая делает тебя счастливым, чем высокооплачиваемая, на которой ты чувствуешь себя узником за решеткой.

Алекс печально покачал головой.

— Это ничем не поможет! — вздохнул он. — Дело не только в работе, а если ее сменить, станет еще хуже. Понимаешь, мы все равно как дельфин и бабочка. Она не может плавать, я не могу летать. Наши жизни просто несовместимы.

«В целом так оно и есть…»

Советник покачал головой.

— Звучит не особо многообещающе, приятель. Романы типа истории Ромео и Джульетты неплохо смотрятся в фильмах, но испытывать такое на собственной шкуре — сущий ад. Честно говоря, на твоем месте я бы попытался избавиться от такой привязанности. Как бы сильно ты кого-то ни любил, всегда можно убавить жару, если твердо решить, что тебе это не надо.

— Да я стараюсь, — сказал Алекс и перевел взгляд с кофе на лицо бармена. — Честное слово, стараюсь! У меня впереди пара недель отпуска, и я собираюсь посвятить все эти две недели до последней минуты тому, чтобы забыть о ней. Я уже назначил кучу свиданий, напросился в гости, и один приятель пообещал, что не даст мне соскучиться.

Бармен медленно кивнул.

— Понимаю. Да, встречи с новыми приятными людьми могут помочь избавиться от эмоциональной привязанности. Но знаешь, приятель: на дне бутылки ты ответ точно не отыщешь!

— Ну да, пожалуй, — грустно ответил Алекс. — Но в бутылке можно найти хотя бы немножко забвения.

Бармен покачал головой. Алекс отодвинулся от стойки, встал, повернулся, собрал в кулак свое шаткое равновесие и пошел прочь, рассчитывая добыть еще немножко этого забвения.

Анжелика Гуон-Стерлинг бин Чад уселась в предназначенное для нее кожаное кресло и вежливо улыбнулась своему соседу по дальнему концу огромного черного мраморного стола. Тот кивнул в ответ и снова уткнулся в экран своего комма, изучая отчеты фондового рынка. Прочие мужчины и женщины в строгих костюмах неброских официальных тонов проходили в зал и рассаживались за столом. Анжелика скрыла усмешку. Возможно, через пару минут сосед заинтересуется ею куда больше, чем всем, что может сообщить ему комм. Она проникла на это заседание под предлогом того, что представляет фирму своего дяди, — не уточнив, по какому именно делу. Фирма обладала достаточным количеством активов, чтобы секретарь внес ее в повестку дня и впустил Анжелику в священный зал заседаний. Священный зал был обставлен весьма неплохо: он благоухал дорогой кожей, и там царила тишина, какая может быть только в помещении, оборудованном всеми мыслимыми и немыслимыми средствами защиты от наблюдения. Освещение было подобрано не менее тщательно: свет имел именно тот оттенок и интенсивность, которые психологи считают наиболее способствующими умственной деятельности. Кресло тоже было удобное, не слишком жесткое и не слишком мягкое. Теплый белый, прохладный черный и неброский серый цвета создавали ощущение деловитости и серьезности, не делая помещение стерильным.

Однако на Анжелику все это великолепие особого впечатления не произвело. Она уже повидала добрую сотню подобных залов и, вероятно, повидает еще тысячу, пока не сделается слишком важной персоной, чтобы ее не посылали с такими поручениями. Дядя выбрал ее доверенным лицом госпожи Кейд не только потому, что Анжелика — его родственница; он сделал это потому, что Анжелика — лучший доверенный в его фирме. А это поручение было особенно деликатным: госпожа Кейд хотела того, к чему совет директоров «Мото-простетикс» будет явно не готов. Они думают только о враждебных захватах, «отравленных пилюлях» и «золотых парашютах».[1]Госпожа Кейд преследует совершенно иные цели. Если ее доверенный не будет действовать четко и профессионально, совет директоров может воспротивиться, что приведет к потере драгоценного времени.

Это может показаться архаичным, но советы директоров никогда не проводились дистанционно — все присутствовали лично. Голографические изображения слишком легко подделать — всегда можно создать компьютерный образ человека, который умер или находится в анабиозе. Вот почему Анжелика была здесь, с бумажными документами уполномоченного со всеми положенными печатями и подписями. Ее этот анахронизм совсем не раздражал. Это была увлекательная работа, тем более когда попадались такие клиенты, как Гипатия Кейд, хотевшие чего-то настолько необычного, что все предыдущие поручения Анжелики казались чем-то вроде учебных упражнений.