– Ничего не поделаешь. Эти глаза достались мне от рождения.

– С ними все в порядке, дорогая, – ответила Евангелина огорченно. – Я просто думала… о выражении твоих глаз. Они такого необычного цвета, но иной раз в них проступает нечто бесстыдное. Юная леди не должна так смотреть. И если она заметит твое выражение, ей это не понравится.

– Тогда я буду смотреть на свои туфли, – сказала я. – Если хотите, я буду разглядывать их носы.

Евангелина попросила меня не дерзить, мы сели в автомобиль, за рулем которого сидел водитель в униформе, и помчались по дороге: вверх, вниз, снова вверх. Наконец замелькали деревья, потом перед нами раскрылись ворота, и мы двинулись по длинной дороге – дороге моей мечты. Гравий скрипел и шуршал под колесами автомобиля. И когда Евангелина отвернулась в другую сторону, я вынула свою брошку и приколола волшебный талисман к платью.

Мы поднялись в дом с северного входа, куда я вошла десять лет спустя уже как жена Макса. И тогда я уронила свою перчатку, чтобы Фриц нагнулся и поднял ее, – моя личная месть за те перчатки, которые он покупал, паковал и отсылал маме, – подарки от мерзавца. Тогда еще Фриц не был дворецким. Другой цербер вышел нам навстречу, и, когда мы вошли внутрь, на нас дохнуло сыростью веков, словно мы вошли в холодные круги ада.

Гостиная – прежде она выглядела иначе: ужасные старые шторы задернуты, тусклый свет едва озарял помещение. И нам навстречу шла та самая мегера, что преследовала и терзала мою мать. И я уже больше не могла смотреть в пол, я подняла глаза и посмотрела прямо на эту Медузу Горгону.

Но вот что странно: стоило мне посмотреть на нее, как я полюбила эту ведьму. Быть может, во мне заговорил голос крови? Или что-то другое: мне кажется, ты тоже сразу будешь угадывать, с кем имеешь дело: с другом или врагом. В ту минуту я сразу поняла: этой женщине можно доверять, она будет говорить прямо, что думает, в ней ощущалась могучая жизненная энергия. Она не боялась выглядеть грубой. Как я заметила, ее совершенно не интересовала Евангелина, она тотчас куда-то отослала мою тетушку. Горничная проводила ее наверх, к Беатрис, которая нянчила ребенка.

– Ну, – сказала Горгона, как только дверь закрылась, – знаешь, почему ты здесь? Потому что я хотела посмотреть на тебя. Дай-ка я рассмотрю тебя как следует.

Она подошла ко мне и начала внимательно разглядывать меня, почти в точности как это совсем недавно проделывала Евангелина.

– Так, так, – проговорила миссис де Уинтер, придерживая мой подбородок, – маленький боец, как я погляжу. Хорошо. Очень хорошо. Терпеть не могу женщин, которые позволяют топтать себя. Женщины – сильный пол, если ты еще этого не знаешь, то запомни раз и навсегда. Здесь всем управляю я – надеюсь, что ты уже слышала об этом. Если бы не я, все давно пошло бы прахом. Сын совершенно не приспособлен для этого, безмозглый баран. И он умирает – говорила ли тебе об этом Евангелина?

– Нет, – сказала я и обрадовалась, услышав эту новость и по-прежнему смело глядя в глаза Горгоне.

Высокая, крепко сложенная, с высокомерным взглядом голубых глаз: только протяни ей палец, и она тут же съест тебя целиком. Шестьдесят? Семьдесят? Она рано овдовела, еще в молодости, говорила Евангелина, и я поверила. Такая могла извести мужчину за неделю. И меня это подкупало.

– Ваш сын по завещанию оставил деньги для моей мамы, – сказала я. – И если он умирает, то вам надо заставить его изменить завещание. Маме не нужны его деньги, как и мне. Мы даже пальцем не прикоснемся к ним.

– В самом деле? Я смотрю, ты не привыкла ходить вокруг да около. Но Изольда могла передумать. И откуда ты узнала про завещание моего сына, мисс?

– Украла письмо и прочла его. Откинув голову назад, она расхохоталась:

– Очень хорошо. Лучше не придумаешь. Надо всегда знать, что происходит вокруг, – я тоже так считаю. Сколько тебе лет?

– Скоро исполнится четырнадцать.

– Да? – Она нахмурилась и какое-то время молчала, разглядывая меня с ног до головы. И я понимала, что она пытается понять, действительно ли в моих жилах течет кровь ее сына. А может быть, пыталась примерить мне будущую роль.

Я видела, теперь она уже не сомневается, что я не имею отношения к Лайонелу, что не из его семени произросло это деревце, потому что через какое-то время лицо ее прояснилось. Она подошла к столику, стоявшему на тонких выгнутых ножках, взяла фотографию в серебряной рамочке и обратилась ко мне со странной непонятной улыбкой:

– Мой сын… Что ты о нем думаешь?

Мой дорогой, сколько времени мне требовалось смотреть и размышлять, чтобы понять, кто он такой? Мне даже не хотелось смотреть на эту фотографию, потому что я успела нарисовать его образ по его письмам: надутый индюк. Самоуверенный и самодовольный, бледные волчьи глаза, редкие прядки волос, ухоженные усики, жилет обтягивает округлое брюшко, толстые пальцы.

Откинув назад черные волосы – волосы моего отца Девлина, – я подумала: и как это мать может так долго смотреть на него?

– Я бы не стала доверять такому, – вслух проговорила я. – Он подлый. И ни один, даже самый умелый портретист, – процитировала я строки из пьесы, догадываясь, что она не поймет, откуда они, – не смог бы выявить признаков ума на его лице.

– Вот как ты считаешь? – Она нахмурилась, как туча, действительно не расслышав цитаты в моей фразе. Моя догадка оказалась верной – Горгона не из тех женщин, которые много читают. – Я не согласна, – возразила она. – Не подлый, скорее слабый. Самодовольный эгоист. Он разочаровал меня, но он мой сын, поэтому я прощаю ему все. И стараюсь делать все для того, чтобы ему было лучше. Затираю грязные следы, который он оставляет после себя, – вот для чего нужна мать, на мой взгляд. Единственный ребенок. Очень требовательный с детства. И я не могла ему ни в чем отказать…

Взгляд ее ушел в себя, и она на какое-то время застыла, погрузившись в воспоминания, совершенно забыв про меня.

– А теперь расскажи о себе. – Она так резко подняла голову, что я чуть не вздрогнула от неожиданности. – Я угадываю черты лица твоей матери. У тебя такой же рот. Изольда всегда была своевольной и сама решала, как ей поступать. Мне это нравилось в ней. Она так отличалась от Вирджинии. На мой взгляд, Лайонел выбрал не ту сестру. И хотя Изольда была еще совсем юной, она ему приглянулась. «Подожди немного, пока она подрастет», – посоветовала я ему, но он не хотел слушать. Вирджиния оказалась слишком мягкой и податливой. Тебе это не грозит, мисс. А кто твой отец? Мне рассказывали про него всякие небылицы.

– Мой отец Джек Шеридан Девлин, – быстро проговорила я. – Ирландец. Любитель приключений. И вскружил маме голову в один день. Они встретились в понедельник, а уже во вторник поженились. И я унаследовала от него цвет волос, цвет глаз и его темперамент. Он умер. Его корабль потерпел крушение на южной оконечности мыса в Южной Африке. Он отправился туда, чтобы мы могли жить обеспеченной жизнью.