Я отнес ее сюда и положил на кровать у камина, где я осторожно разводил огонь каждый раз, когда он гас. Использование моих даров на ней таким образом истощало ее магию, пока я питался ею, и ей нужно постоянно пополнять свои запасы, чтобы справиться с тем, сколько я брал, пока мы работали. Я опьянел от богатства ее силы, и мне приходилось несколько раз делать перерывы, опустошая себя, нагоняя порывы ветра на лес снаружи или вызывая реку воды, только чтобы я продолжал черпать из нее больше.

Она свернулась калачиком в моих руках, ее голова лежала на моей груди, а ее руки дрожали от воспоминаний о боли, которая снова и снова обрушивалась на нее.

Я не мог помочь, но чувствовал себя монстром, который изначально сделал это с ней, так как я продолжал использовать свои дары, вытягивая из нее эту боль и заставляя ее отдавать мне каждую ее частичку. Но я знаю, что это единственный выход. Ей нужно высвободиться от этого, нужно взглянуть на происходящее четко и ясно, без прикрас лжи Лайонела, оттеняющей его фальшью, если она когда-нибудь сможет жить дальше.

Я даже не разрешал себе думать о том, что это делает со мной. Я максимально использую все свои дары в работе с ней, и она открывается для них, позволяя мне полностью погрузиться в ее воспоминания, чтобы я мог наблюдать за тем, как все происходило, словно я сам был там. Я редко проникал так глубоко в чей-либо разум, но если я желаю получить хоть какой-то шанс исправить то, что с ней сделали, я должен это сделать.

Я закрыл глаза, снова вливая в нее свою силу, и ее холодные пальцы вцепились в мою рубашку, когда она вскрикнула от боли, а я захрипел, почувствовав, как резкий удар электричества врезался в мою собственную грудь, как будто я тоже там. Я почувствовал вкус крови во рту, когда она прикусила язык, дергаясь и содрогаясь от боли, вызванной ударом. А жесткий звон кожаных ремней, удерживающих ее руки и запястья на деревянном стуле, к которому она была привязана в нижнем белье, вызвал панику в моих конечностях.

— Кого ты любишь? — холодно спросил Лайонел, пока Клара висела на его руке, улыбаясь, обнажая клыки.

— Тебя, — вздохнул я, мой голос был голосом Тори, когда я заново переживал ее воспоминания.

— А как же мой сын? — спросил Лайонел, отходя в сторону, когда Циклоп шагнул вперед, и я отчаянно покачала головой. У него были густые черные волосы, которые длинными прядями свисали до плеч, и исхудавшее лицо с зазубренным старым шрамом, проходящим через его левый глаз, который оставлял белую полосу красного цвета от крови, хотя рана была явно старой. Он называл его глазом теней, утверждая, что обладает способностью видеть видения Царства Теней так же, как и наши собственные, и было очевидно, что Лайонел ему верит. Его зрачки стали настолько темными, что выглядели черными, и когда он перевел взгляд на меня, я задрожала от страха, слишком хорошо зная, на что он способен.

— Я ненавижу его, — сказала я. — Я ненавижу его больше, чем всех, кого я когда-либо встречала. Все, что он делает, это причиняет мне боль. — Но я не чувствовала этих слов. Я почувствовала, как Дариус обнимает меня, когда мы лежали в его постели, и он держал меня так, будто никогда не хотел отпускать. Я ощущала, как колотится мое сердце, когда он смотрел на меня, и вспоминала, как он обещал бороться за меня.

— Лгунья, лгунья, — промурлыкал Циклоп, протягивая руку и проводя пальцем по моей шее и между ложбинками грудей, а затем зацепил его за центр лифчика и слегка потянул.

— Убери руки, Вард, — прорычал Лайонел, и я вздрогнула от облегчения, когда он избавил меня от блудливых рук Циклопа, и он отпустил меня, на его лице мелькнуло раздражение. — Просто делай свою работу.

Провидец тихонько хмыкнул, подчиняясь приказу Лайонела, свернув шею так, как он всегда делал перед тем, как перекинуться, и заставил мой пульс участиться от страха.

— Мне очень нравится драгоценность, которую она носит, папочка, — Клара дышала Лайонелу в ухо, запустив руку в брюки Лайонела, и он тихо зарычал.

— Раз уж ты заговорила о нем, дорогая Клара, это ожерелье кажется мне знакомым. — Мое сердце заколотилось, когда они посмотрели на рубиновое ожерелье, подаренное мне Дариусом, и я отпрянула в свое кресло, хотя понимала, что от него никуда не деться. — Если оно тебе нравится, то ты можешь его забрать.

Клара взволнованно улыбнулась, но Вард переместился, встав передо мной, и снова привлекая мое внимание, пока я пыталась понять, кого мне следует бояться больше всего в этой комнате.

Вард оскалился, его темные глаза медленно сошлись вместе, образовав один огромный выпуклый глаз в центре лба, и я закрыла глаза, сжимая их, пытаясь защититься от вторжения его разума в мой.

Клара хохотала от удовольствия, вскочив на спинку деревянного стула, к которому я была пристегнута, и схватила меня за волосы, потянув достаточно сильно, чтобы я закричала, а затем разодрала мне веко, впившись грязными ногтями так сильно, что у меня пошла кровь. Другой рукой она дернула за ожерелье, пытаясь найти застежку, и я почувствовала, как она вырывает его, как раз когда я проиграла битву за то, чтобы держать глаза закрытыми.

Вард поймал мой взгляд, и через мгновение склизкое, навязчивое ощущение того, что он проникает в мой разум, захлестнуло меня, и, клянусь, я чувствовала его горячее дыхание на своей шее, когда он говорил в моих мыслях.

— Я видел будущее, где я смогу прикасаться к тебе столько, сколько захочу, голубка, — промурлыкал он. — Где мой король подарит тебя мне и будет посылать тебя в мою постель так часто, как я захочу, в награду за все видения, которые я ему подарил. Знаешь ли ты, что твой отец наградил меня шрамом? Мне будет приятно отплачивать его дочери за это, снова и снова, снова и снова.

Вард довел эту мысль до конца с помощью мысленных образов, от которых у меня в горле поднялась желчь, и если бы я сегодня что-нибудь съела, я была уверена, что меня бы вырвало.