Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Порядок. Давай твой шедевр.
И вот настал этот волнующий миг. Лена достала кассету. Попросила сразу сделать копию.
— Без проблем, раз такая необходимость есть. Но я весь в догадках. И потом для чего тебе дубль.
Пришлось объясняться:
— Кассета старая, магнитофоном тысячу лет никто не пользовался, вдруг зажуёт.
Получив копию. Лена включила запись. Послышалось шипение и ровные мужские голоса выкрикивали отдельные слова и команды. Лена узнала бы из тысячи предоставленных на экспертизу образцов, где это записано. Шла боевая работа. Обнаружение, захват и ведение самолёта.
— Что это? — не выдержал бестолковости Кушнир.
Куда деваться, хоть и нехотя, надеясь на то, что ничего не поймёт, а объяснила:
— Командный пункт. Боевая работа. Но где и что это? А ну перекручивай на начало и слушая в четыре уха, поехали по новой.
Так и было, он ни черта не понял.
— Запросто. Белеберда какая-то.
Но Лена забывшись в порыве поиска справедливости выпалила:
— За белеберду не убивают и денег больших не предлагают.
Кушнир внимательно уставился на неё:
— Да-а… Тогда я весь внимания. Поехали ещё разочек.
Следующий раз мало что прояснил. Через полчаса прослушки, он устало заявил:
— Я понял только то, что вели какой-то самолёт, и был приказ его сбить. Может это Руст. Год, стоящий на кассете, подходящий.
— Не уверена. Мне послышался Форос. А ну крути давай эту головоломку по — новой.
Они опять вслушивались в шипение, треск и приглушённые голоса из прошлого.
— Дьявольщина, — стукнул себя по колену он, — похоже, ты права. Именно этот самолёт, вёзший из Фороса весёлую компанию, они вели. Ай, я, яй. Военных учили выполнять приказы, что ж они так халатно отнеслись к своей службе. Я возмущён. Кладоискательница моя, где ты это вырыла? Бомба, вулкан!
— И что же?!
— Опасно говорю…
Ошеломлённая Лена, не подумав о последствиях и реакции мужа, честно призналась.
— Генерала вчера за это убили, — с жаром воскликнула она.
"Будь он неладен!" Кушнир, подавив изумление, стараясь равнодушно, спросил:
— Понятное дело. Ценное барахло. У тебя-то, горе моё, как она оказалась?
— Случайно. Я мимо проходила, — не нашла она причины скрывать правду и моргая на него честными глазами.
Кушнир поработав кулаками: сжал, разжал, встал столбом напротив неё.
— Надо же это моё упущение. Надо непременно взять на заметку. Значит, не в тех местах гуляешь. Похоже, не совсем застрелили, общались? — спросил он вкрадчиво.
Лена, пряча кассету в футляр, кивнула:
— Совсем немного… До прихода милиции.
— Милиция? Давненько с этой братией я дела не имел…
— Это было позже, к тому времени я ушла, — прошептала обескураженная его постоянными нападками недовольно Лена.
Потрепав собственный подбородок, потерев шею и помучив нос, Никита спросил:
— Что он тебе сказал?
Лена положила кассету на стол и пожала плечами, мол, ладно, скажу тебе по секрету раз так хочешь. Понизив голос, она призналась:
— Почти ничего. Отдал кассету и сказал, что хотел продать её, но перестраховался. Положил в карман, пустышку, а эту спрятал в носок.
— Ты лазила по чужим мужским носкам…,- съязвил он. — Ничего не понимаю.
До Лены дошло, что он ехидничает или ей не понравился его начальственный тон, только она сцепив зубы прошептала:
— Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь…
— А мне, что ты суёшься во всё дерьмо. Зачем это тебе? — тут же повысив голос парировал он на её выпад.
Лена, справившись с обидой, пыталась объясниться.
— Человек шёл впереди меня и упал. Что я по — твоему должна была делать? Естественно, подошла. Оказался знакомый… Ну как можно было пройти мимо! Я может и хотела бы быть другой, да не могу, — развела она руками. — И потом, не нравится тебе это, скатертью дорога, около себя я никого не держу. Ты свободен.
— Даже так, — удивился такому повороту Кушнир. — А ребёнок?
— Один вырос с приходящим отцом, вырастит и второй. — Отвернувшись, отошла к окну она. — Своей жизнью, я распоряжаться буду сама.
Никита увлёкшись не заметил её состояния и то, что перешёл черту тоже проглядел. Поэтому и продолжал со спокойной душой, как он считал семейный разговор.
— Если б своей. Ты ставишь под удар не только себя, но и двух своих детей. К тому же забыла уже, как в могиле лежала. Стоит ли чужая дурь таких жертв? Никогда бы не подумал, что у военных куда не плюнь, непременно попадёшь в тайну. Успокоилась?
Но Лена его совет полезным не считала, наоборот, поэтому с горячностью и заявила:
— Успокоилась, и может ты даже прав, только к тебе не поеду и жить с тобой больше не буду.
Никита удивлённо опустив на неё взгляд, попробовал всё превратить в шутку. А её обиды — капризами беременности. Потому и заявил:
— Вот те раз, это ещё почему?
Она горько всхлипнула.
— Потому что тебе не нравится всё что я делаю, с кем общаюсь и что пишу. Знай, я пишу в первую очередь для себя, во- вторую, для людей, чтоб им интереснее и радостнее жилось. Чтобы они чуть-чуть добрее стали… А тебе это ненужно и даже злит.
Лена опять всхлипнула, он достал свой платок и передал ей.
— Я-то думал, у тебя доводы и претензии, а ты несёшь, как Вини Пух в гостях. — Собрав широкой ладонью слёзы на её щеке, попросил:- Не плачь. Это ж разговор. Ну не плачь же! Ребёнку вредно. Поговорили и забыли. Только не плачь. Хочешь сто раз поцелую? Ладно, двести…
Но Лена была непреклонна.
— Пришли Даньку домой и пусть захватит мои и свои вещи, — прохрюкала в рыдании она.
Кушнир труханул. "Что за дела, мы так не договаривались!"
— Лен, мы же взрослые люди с разными характерами, поспорили, нашли золотую середину, на что обижаться, не врублюсь?!
Она даже не взглянув на него, в два счёта ему объяснила то, во что он не врубался, но так не осмотрительно въехал.
— На диктат и не уважение. Это было с моей стороны, с самого начала, глупостью, начать барахтанье в новую жизнь. Разница между мужиками на обладание и владение предметом минимальная. Один больше, другой меньше, но каждый ту палку гнёт. Даньку прислать не забудь. Это мои дети и свой крест мы понесём сами. В бойцовскую стойку не вставай. Я воевать с тобой не собираюсь. Очень надеюсь, что расстанемся на дружеской ноте. Денег мне от тебя тоже не надо, так что не дрожи. Я сама на них заработаю. Будешь жить, как жил исключительно для себя любимого.