Лестница вилась, бесконечная, как вечность, рыцарь устало выдохнул, помотал головой. Карл хмыкнул.

— А я каждый день туды-сюды, — пожаловался басовито.

«Чего ж тебе не живется внизу? — подумал рыцарь. — Обязательно забираться под облака?»

Лестница наконец уткнулась в темную дверь, карл сотряс ударами створку, окованную металлом.

— Входи, — раздался приглушенный старческий голос.

— Чаво стоишь? Ступай, — подтолкнул карл в спину.

Инконню открыл дверь, и в лицо дохнуло смесью колдовских ароматов, приправленной струей свежего воздуха из раскрытого окна.

Чародей молча поглаживал седой водопад бороды, слепя взгляд гостя просторным льняным одеянием, белее супервеста рыцаря, опоясанным шелковым поясом. От колдовских знаков — звезд, пятиугольников, кругов, вышитых на одежде золотом, рябило в глазах, голову покрывала белая круглая шапочка с золотыми буквами: YHVH.

— Позвольте поприветствовать уважаемого старца, — сказал рыцарь с поклоном. — Меня зовут сэр Инконню.

— Зовите меня Бертраном, — представился маг. В серых, родниковой чистоты глазах таились смешинки. — Что привело доблестного рыцаря?

Инконню обозрел стеллажи, полные свитков, книг в черных и красных переплетах, оскалы человечьих черепов. На стене тускло блестела серебряная оправа громадного овального зеркала.

— Наверное, уважаемый Бертран, — сказал он, борясь с сухостью рта, — вы заметили передвижение войск у леса. Это последние силы Сноудона под моим началом.

Взгляд старца в белоснежном одеянии с мистическим знаками поскучнел.

— Идете на решающий штурм, — сказал утвердительно. — Бог в помощь. — Бертран смотрел насмешливо, в нитях бороды блеснули синеватые змейки.

— Будете попрекать неблагодарностью? — спросил едко.

— Нет, — ответил рыцарь, хотя и хотелось.

Взгляд его упал на круглый стол в центре комнаты, заваленный ворохами трав, книг, непонятных штукенций, тиглями, по ободу столешницы пестрели черные мистические знаки, на свободном участке постелена тряпица: ткань придавливали меч, по виду серебряный, кинжал с обагренным клинком и молодая ветвь, частично ошкуренная.

— Зачем волшебнику меч? — вырвалось у рыцаря, тотчас мысленно обругал себя за бестактность, но маг тепло улыбнулся:

— Чародею часто случается встречаться с сущностями, от которых словом не оборонишься.

Инконню посмотрел в зеркало, отражение показалось чрезвычайно притягательным, реальным. Созерцание поглотило, звуки угасли, и двойник ему холодно улыбнулся, броня и супервест сменились богатой одеждой, а на лице проглянула надменность и гнев.

Рыцарь вздрогнул — в зеркале вновь отразился юноша с растерянным лицом. Бертран накинул на зеркало черное покрывало.

— Не следует злоупотреблять, — сказал серьезно. — Это непростое зеркало.

— Вижу, — ответил Инконню.

— В работе катоптромансера следует быть осторожным, — добавил маг.

Рыцарь посмотрел на меч:

— Ну, с таким оружием бояться нечего!

Бертран снисходительно улыбнулся:

— Думаете, вот эта неказистая палочка лишняя, а на деле в ней больше силы, чем в стали.

Рыцарь уважительно глянул на полуошкуренную ветку:

— А в коре больше силы?

— Нет, — усмехнулся маг. — Чародею в работе помогают просторное одеяние, меч, кинжал и волшебная палочка. Есть и другие инструменты, вроде зеркала, но усиливают могущество и защищают от демонов вышеперечисленные.

Рыцарю показалось, что по комнате пронеслись призрачные тени, алчущие крови. Бертран рассмеялся:

— Успокойтесь, это остатки иллюзий.

— Я, наверно, помешал закончить палочку? — спросил Инконню.

— Нет, палочки вырезают на рассвете обагренным кровью кинжалом. Эту я не стал доделывать из-за ошибки: куст должен быть бесплодным, иначе получится зубочистка, а не инструмент, способный вызвать духов, причинить разрушения, сделать предметы невидимыми и многое другое.

Инконню обескураженно кивнул, Бертран усмехнулся:

— Но рыцарь пришел не для скучных лекций, верно?

Слово «рыцарь» маг произнес брезгливо. Инконню это покоробило, но он смолчал.

— Я уже говорил, — продолжил волшебник холодно, — что не присоединюсь к войскам, с той поры решение осталось в силе. Думаю, воинству Сноудона будет достаточно храброго рыцаря-полукровки.

Инконню дернул щекой досадливо:

— Они об этом не знают.

— Странные существа, — сказал Бертран задумчиво. — После падения Сноудона забились на окраину, тряслись, но с приездом одного человека воспрянули духом. Будто один меч может значительно увеличить силы.

— Ничего странного. Будь здесь более прославленный рыцарь или король, сила воинов увеличилась бы стократно.

Маг кивнул, поправил складки белоснежного одеяния, буквы на шапочке загадочно блеснули.

— Верно, и это удивительно. Очень похоже на магию. Ничто из ничего не возникает, действие равно противодействию, а тут — присутствие одного окрыляет сотни, тысячи. Впрочем, об этом можно размышлять долго.

Инконню сказал со вздохом:

— Помогите хотя бы советом.

— Каким? — улыбнулся маг. — Как приготовить курицу?

— Нет, как победить колдунов.

Волшебник пригладил бороду, пожал плечами:

— Не знаю, дела Эверейна и Мэйбона меня не касаются.

— Возможно, вы скажете иначе, когда их интересы устремятся в эту часть Сноудона, — сказал рыцарь зло.

— Юноша, вы мало что знаете о колдунах, — сказал маг снисходительно.

Он обратил взгляд к заваленному столу, давая Инконню понять, что аудиенция окончена.

— Почему вы не любите рыцарей? — спросил юноша.

Подняв белые брови, чародей вгляделся в лицо собеседника и сказал с улыбкой:

— Скорее рыцарство, полукровка.

— Воспитанный человек не заостряет на этом внимание, — поморщился рыцарь.

Бертран хмыкнул, во взоре мелькнуло уважение.

— Признаю, — сказал с шутливым поклоном, — не прав.

— А чем же вам не угодило рыцарство? Может, претерпели страдания из-за плохих рыцарей? Но это не повод очернять всех скопом.

— Ах, юность, юность, — вздохнул волшебник. — Нет, плохие рыцари ни при чем, дело в организации и принципах, являющихся фарсом и фикцией.

Инконню задохнулся от ярости:

— Да как вы?..

Маг вяло повел ладонью, и рыцаря толкнула упругая волна воздуха.

— Имейте смелость выслушать, — сказал Бертран, посуровев. — Так вот, на мой взгляд, рыцарство не что иное, как игра взрослых, с четкими и многочисленными правилами. На поверку рыцарские идеалы — пшик, сладкая фантазия, порожденная тоскливой действительностью.