Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, не проронив больше ни слова, он вышел. Раньше мы имели «больше слов, меньше дела», а теперь, наоборот, «меньше слов, больше дела». Ох, не следовало приводить его в реальный мир!
— Кстати, — Гамлет просунул голову в дверь, — вы ведь не расскажете Офелии про Эмму?
— На устах моих печать.
Я забрала своих дронтов, запихала их в машину и поехала домой. Лондэну я позвонила сразу после происшествия с Синди и убедила его в своей целости и сохранности. Он сказал, что с самого начала знал: со мной ничего не случится, — а я пообещала отныне по возможности избегать всяких киллеров. Прямо к дому подъехать не удалось, поскольку возле него стояло как минимум три репортерских фургона. Я обогнула квартал и припарковалась с обратной стороны, прошла по переулку, кивнула Мильону, свернула на наш газон и направилась к французскому окну.
— Lipsum!
Пятница помчался мне навстречу, и я подхватила его на руки.
Алан тем временем пристально осматривал новое жилье, выискивая наиболее подходящие для засад места.
— Тебе телеграмма. Там, на столе, — сказал Лондэн. — А если ты склонна к мазохизму, то пресса с удовольствием послушает, каким образом «Молотки» собираются завтра выиграть.
— Нет, я не мазохистка, — ответила я, раскрывая телеграмму. — Как твое…
Я осеклась, прочтя телеграмму. Все четко и по существу.
«У НАС НЕЗАКОНЧЕННОЕ ДЕЛО тчк ПРИХОДИ ОДНА зпт БЕЗ ФОКУСОВ тчк СУИНДОНСКИЙ АЭРОДРОМ зпт АНГАР „Д“ = ГАН»
— Дорогой! — окликнула я.
— Да? — отозвался Лондэн с лестницы.
— Мне надо отлучиться.
— Киллеры?
— Нет. Страдающие манией величия диктаторы, стремящиеся к мировому господству.
— Мне тебя ждать?
— Нет, но Пятницу надо искупать. Не забудь вымыть за ушами.
ПРОТИВОКАРНЫЙ ЩИТ ВЫЗЫВАЕТ КРИТИКУ
Ведущие деятели церкви не одобряют финансирование канцлером Ганом противокарных технологий. «Мы сомневаемся, что мистер Ган имеет право ставить свою волю выше Божьей, — сказал обеспокоенный епископ, попросивший не упоминать его имя в прессе. — Если Господь решает кого-то покарать, вероятно, у Него имеется на то веская причина». Атеистов план Гана тоже не впечатляет, к тому же они полагают, что уничтожение Освестри было вызвано неудачным падением метеорита. «Это попахивает обычной гановской политикой устрашения и усмирения, — заявил Руперт Смерш из Ипсвича. — Пока население трясется из-за несуществующей угрозы со стороны продукта потребности человечества в оправдании существования в нашем темном и жестоком мире, Ган поднимает цены и валит все беды на датчан». Не все столь прямолинейны в своих обвинениях. Мнение мистера Паско, официального представителя Федерации агностиков, таково: «В этой защите от кары Божьей, может быть, что-то и есть, но мы не уверены».
«Крот», июль 1988 г.
Когда я подъехала к ангарам суиндонского аэродрома, уже наступила ночь. Хотя с терминала на противоположном конце поля в темное небо по-прежнему поднимались дирижабли, на этой стороне поля было тихо и безлюдно. Рабочие давно ушли домой. Я показала охраннику жетон, затем, следуя указателям, поехала по периметру аэродрома, миновала стоящие на земле цеппелины, по серебристым бокам которых скользили лунные блики. Главные ворота гигантского ангара «Д» высотой в восьмиэтажный дом оказались крепко заперты, но я быстро обнаружила черный спортивный «мерседес» у открытой боковой двери. Припарковавшись неподалеку, я заглушила мотор и погасила фары. Сменила обойму в пистолете на запасную, с пятью сотриголовками внутри — больше из Книгомирья стянуть не удалось. Потом выбралась из машины, постояла, прислушиваясь, и, ничего не уловив, направилась в ангар.
Поскольку трансконтинентальные тысячефутовые дирижабли сейчас строят только на «Цеппелинверк» в Германии, в огромном, словно собор, ангаре одиноко дремал скромный шестидесятиместный аэростат, собранный лишь наполовину, отчего он напоминал трехмерную рыбачью сеть: его алюминиевый каркас удерживался тонкой филигранью переплетенных распорок, каждая из которых была тщательно приклепана к соседней. Все это выглядело слишком сложно для такого, в сущности, простого предмета. Я огляделась. Ган не показывался. Я дослала сотриголовку в патронник и сняла пистолет с предохранителя.
— Ган?
Молчание.
Уловив шум, я направила пистолет в сторону покоившейся на козлах полусобранной гондолы. Я выругала себя за нервозность и внезапно поняла, как мне не хватает Брэдшоу. И тут я ощутила или, по крайней мере, учуяла врага. Легкий сквозняк принес тягучий запах смерти. Я успела обернуться, когда на меня набросилась темная зловонная тварь. Прежде чем спустить курок, я успела разглядеть нечто запредельно кошмарное. Сотриголовка попала в цель, и тварь разлетелась на буквы, составлявшие ее существо. Они осыпались вокруг с шорохом рождественских конфетти.
Я услышала ленивый одиночный хлопок ладоней и различила за недостроенной гондолой силуэт Гана. Не теряя времени, я выпустила очередную сотриголовку. В мгновение ока Ган призвал какого-то второстепенного персонажа, невысокого человечка в очках, и выставил его на пути пули. Естественно, стерло его, а не Гана.
Хоули вышел на свет. С момента нашей последней встречи он не постарел ни на день. Румяное лицо, прическа волосок к волоску. Тщательно выписанных персонажей не отличишь от настоящих людей. Остальные же, в том числе и Ган, несут отпечаток какой-то смутной эластичности, выдающей их литературное происхождение.
— Развлекаешься? — саркастически спросила я.
— О да, — ответил он, чуть заметно улыбнувшись.
Персонаж класса C оказался в роли уровня A и поднялся гораздо выше своих способностей — ребенок управлял целой страной. Случилось ли это из-за «Голиафа» или овенатора либо благодаря вымышленному происхождению негодяя — неизвестно, но я точно знала, что он равно опасен и для реального мира, и для книжного. Любого, кто способен вызывать адских тварей, нельзя упускать из виду.
Еще один выстрел — с тем же самым результатом. Под пулю угодил другой персонаж, судя по виду из какой-то костюмной драмы. Ган использовал не представляющие особой ценности эпизодические фигуры в качестве щита. Я нервно заозиралась, почуяв ловушку.
— Ты забыла, — сказал Ган, сверля меня немигающим взглядом, — что я много лет оттачивал свои способности, и фаркиттовские ничтожества, сама видишь, не стоят ни гроша.
— Убийца!
Ган рассмеялся.
— Вымышленного героя нельзя убить, Четверг. Будь такое возможно, все писатели давно сидели бы за решеткой!
— Ты знаешь, о чем идет речь, — прорычала я, наступая на него.
Мне требовалось лишь коснуться его, а там я мигом утащила бы его в беллетристику. Ган это знал и держался на расстоянии.