— …несется как ветер! Джо, черт возьми!..

— Класс.

— Ты такой невозмутимый, а у меня внутри все трепещет! Пойдем на корму, посмотришь на Винни за штурвалом. Она прирожденный моряк, морская вода в ее жилах! Гиги, что с тобой? Тебя укачало?

— Так, слегка…

— Строго между нами: «Кошечка» танцует, как пьяная лошадь, когда за штурвалом Винни. Мне это нравится… но не всем, понятно. Ничего, дорогая, сейчас я попрошу у Роберто таблетки от тошноты…

— Нет, не надо. Все и так пройдет.

— Гиги, Роберто — очень прилежный врач, и этими таблетками он поит свою жену, и не от качки, а чтобы не было тошноты по утрам. Он никогда в жизни не дал бы ей и посмотреть на них, если бы не знал абсолютно точно, что вреда не будет. Пожалуйста, а?

— Гиги!

— Да, Джо?

— Прими.

— Да, Джо. Спасибо, Джоан. Я просто так много видела наркоманов, что боюсь пить даже аспирин.

—Я тоже не люблю лекарств, но всегда принимаю, когда велит Роберто. Постой здесь, на ветерке, я принесу…

—«Плывем, плывем, граница позади…» — напевал Джейк, входя в рубку. — Привет, Даб.

—Доброе утро, капитан. Галс к базовому курсу полтора румба…

—Вижу. Бросай все и иди ешь. А то там ничего не останется.

—Эстер не даст мне умереть.

Дабровски ушел. Джейк посмотрел на приборы, на паруса, решил, что парусность можно увеличить, и включил лебедку. Зафиксировав ручки управления в новых положениях, он откинулся в кресле.

—Доброе утро, капитан.

—Том, не надо издеваться. Уж мы-то двое знаем, кто здесь настоящий капитан, а кто для парадов. Кстати, как там ваши? Я не видел Еву за завтраком.

—Она дуется. Я велел ей носить плавки.

—Это из-за вчерашнего? Том, стоит ли так выделять ее из стаи наших дам? Я хочу лишь, чтобы она не забиралась ко мне на колени голая и не крутилась, как уж на сковородке.

—Это я в нее вколочу, сэр.

—Том, только не надо «вколачивать», пожалуйста. Мы ведь хотим получать удовольствие, все… а мы все — одна большая счастливая семья. Просто попроси Эстер, пусть она объяснит крошке, что старый дядюшка Джейк ее любит, но не выносит, когда по нему ползают. Это вранье, конечно, но что поделаешь?.. На борту и так две беременные женщины, стоит ли заводить третью?

—Доктор Гарсиа дал ей контрацептивные таблетки. Я не люблю напрасного риска, сэр.

—Том! Я зауважал тебя еще больше! Конечно, меня она не сумеет совратить при всем желании, но за прочих мужчин на борту я не поручусь. Соленый морской воздух делает с людьми что-то особенное. А дети растут…

—Она уже выросла, и мы с Эстер не думаем, что она будет вести себя не так, как мы в ее возрасте. Когда баба становится бабой, она обязательно валится на спину.

— Это все знают — но мало кто верит. Я вот чего не могу понять, Том: при всей твоей осмотрительности — как же ты допустил, чтобы тебя сцапали?

—Лопухнулся. Кэп посулил хорошие деньги начальнику порта, чтобы тот ничего не видел и не слышал, — и не дал. Попер в темноте — проскочим, проскочим! Проскочили, ага. Это он про радары никогда не слышал… Шарах! Береговая охрана… — Том пожал плечами. — Я болван. Ясно же было. Зато и обернулось потом к лучшему. Стал возить мистера Смита — еще того, старого. Зацвел, как роза. Никому теперь не верю, так что нос мне теперь никто не натянет.

—Нет, на циника ты не похож, Том, — засмеялся Джейк. — Ты пролез через самую узкую щель: стал мудрым, не став циничным.

—Этого я не понимаю, советник. По-моему, все, в общем-то, просто: люди — они хорошие, и даже тот дурак кэп — тоже хороший. Просто не нужно их нагружать сверх того, что они могут выдержать. Как эту посудину: рассчитана на три тонны. Без проблем выдержит пять. Но уже не шесть…

—Мы говорим об одном, только разными словами.

—Возможно, сэр… Кстати, раз уж заговорили о яхте: в носовой части среднего корпуса открылся свищ. Хочу его поискать. Разрешите идти?

Он надел фуражку, откозырял и вышел. Джейк надвинул свою фуражку на глаза и, полузажмурившись, замурлыкал себе под нос:

Жена моряка — его звезда, йо-хо!

Плывем по морям, по далеким морям, йо-хо!

А жена моряка на родном берегу,

А жена моряка…

—Это о ком же ты поешь? — его собственная жена подкралась сзади и обхватила за шею. — Не о Нэнси Ли, случаем?

—Я не называл никаких имен! Никаких имен, дорогая.

—Это точно. Всех своих женщин ты называешь «дорогая».

—Но ведь так оно и есть! Впрочем, твое имя я помню: миссис Джейк Сэлэмэн.

— Льстец! Наверное, ты был главной ударной силой, когда служил на флоте. Со своей еврейской льстивостью ты мог скользнуть в любую щель — и без труда смыться.

— Нет, мэм. Я был милый невинный ребенок, я честно исполнял морской закон: «Когда якоря подняты — все счета оплачены».

— Вот-вот. А через девять месяцев акушеры в портовых городах начинают удивляться: чего это все деточки такие черненькие и носатенькие? Ладно, замнем. Не пора нам взять координаты?

— Хочешь пальнуть по беззащитному солнцу?

— По солнцу, по Луне, по Венере — сделаем триангуляцию.

— Определимся с точностью до пятидесяти миль?

— Ты животный. Чудовищ. Змей. Такое говорить беременной женщине! Да я вдесятеро точнее против тебя! Вспомни, вчера вечером…

— Юнис, а зачем? Мы же не в первобытном море. Куча спутников, радиомаяков…

— Мне просто нравится, вот и все. А потом — вдруг война? И надо будет прокладывать курс… Думаешь, зачем я покупала все эти старинные лоции, карты, лаги, секстанты?..

— Надеюсь, они нам не пригодятся.

— Надежда умирает последней, нет? И вообще — если я запаслива, как крыса, то ты — как целая крысиная семья. Этот карманный родильный дом там, внизу… и полные под завязку кладовые — о чем это говорит? Молчишь, да? Это говорит о том, что мы оба — старые запасливые крысы… и поэтому жутко подходим друг другу. Вот Гиги, скажем, тебе так не подходит…

Хочешь устроить ему скандал?

Ни боже мой!

— Это ты о чем?

— Джейк, а почему у тебя забегали глазки? Или ты забыл, что перед тобой твой старый друг Йоханн? А как бы поступил твой друг Йоханн, если бы узнал, что ты переспал с юной и красивой женщиной?

— Я думаю, он воткнул бы мне в задницу длинную иголку — и обломил бы ее.

—Что-о?! Я когда-нибудь такое делал?!

—А ты просто не залавливал меня.

—Интересная мысль. Не помнишь ли ты такую милую девушку по имени Мэриэн? Фамилия начиналась на Ч, а звал ты ее «Сдобочкой».