— У вас грандиозные планы. Но как вы думаете их осуществлять? Чтобы удержать людей в крепости, вам придется создать мощную охрану плюс тайную полицию, агенты которой будут шпионить за всеми. Что-то вроде гестапо или НКВД. Вы готовы пойти на такой шаг?

— В гестапо и НКВД служили святые люди.

— Да Бог с вами...

— Святые! — упрямо повторил Хьюго.

— А вы, надо полагать, наследник этих святых?

— Именно так. И не надо иронизировать.

3

Виктор поднялся на стену. После тепла обеденной залы холодный воздух обжигал. Мутно-желтое зарево на востоке, если смотреть на восток. И такое же мутное на западе. Если повернуться лицом к западу. Не день, не ночь. Безвременье. Так сколько дней прошло? Елку уже наряжают. Значит, скоро месяц, как они живут в крепости.

«Хоть убейте меня, но я не могу понять одну вещь: зачем Григорию Ивановичу святой гестаповец? — размышлял Ланьер. — У меня ответ один, совершенно идиотский: в Бурлакове проснулся учитель, и наш генерал надеется перевоспитать подонка. Разумеется, в эту версию можно поверить разве что под дулом пистолета».

На часах стоял Рузгин. Расхаживал по настилу взад и вперед, вооруженный винтовкой с оптическим прицелом. На поясе позвякивают серебряные колокольцы. Все постоянные обитатели крепости носят такие. Идут — и слышен мелодичный звон. Все — кроме Хьюго.

Связку серебряных колокольчиков предлагал Виктору торговец сувенирами в Париже. «Зачем они?» — спросил Виктор. «За вратами узнаешь», — отвечал торговец.

— Зачем нужны колокольчики? — спросил Виктор у Рузгина.

— Звякают приятно. А зачем — не знаю. Выдали вместе с формой, я взял. Сувенир останется на память. Не поймешь, который час, — признался Борис, поглядывая на небо. — По ней только и ориентируюсь.

Рузгин указал на клепсидру, установленную на каменном постаменте. Она мерно роняла капли, отмеряя условное время крепости. Последние капли. Полночь вот-вот должна была наступить.

— Эта средневековая штука все врет, — сказал Виктор. — Мы выйдем из крепости, а за вратами миновало сто лет.

— Не может быть... Ах да, вы все шутите! — Борис махнул рукой. — Но теперь, кажется, реже?

— Общение с Хьюго у кого угодно отобьет желание шутить.

— Да ладно вам, Виктор Павлович. Нормальный мужик. Мы вчера после возвращения из леса с ним выпили. Поболтали. Должность у него собачья. Только и всего. А так — серьезный парень.

— Ты готов остаться здесь навсегда? — спросил Виктор.

— В каком смысле?

— До конца жизни остаться в крепости. Не возвращаться в наш мир.

— Ерунда! Что вы такое придумали, Виктор Павлович! Конечно же нет.

— Хьюго планирует оставлять гостей в крепости навсегда.

— Он просто пошутил, а вы не поняли. Они здесь нормальные люди, живут несколько старомодно. Но не мары же, в конце концов.

— И все же... ты хотел бы здесь жить всегда?

Рузгин засмеялся:

— Я — программист-биолог, что мне делать в здешнем средневековье?

— Зачем же ты пришел сюда?

— Если честно...

Виктор пожал плечами, давая понять, что это дело Рузгина — говорить правду или умолчать.

— Уж раз так вышло, и мы здесь остались, скажу, — решился Рузгин. — У меня поручение от фирмы: достать образцы здешней фауны. Той, что в мортале.

— Ничего не получится. В нашем мире мортальные растения не выживают. Это проверяли, и не раз.

— У меня есть контейнер. Совершенно уникальный. Образец уже там.

— Он испортится за зиму и лето.

— В крепости — нет. Понимаете теперь? Эта крепость — она послана мне судьбой. Я спрятал образец в подвале. Никто не знает. Только вы теперь... Осенью я пронесу контейнер в наш мир.

— Зачем?

— Вы не понимаете? Неужели? А вы подумайте, Виктор Павлович! — Рузгин глянул на старшего товарища с нескрываемым мальчишеским превосходством.

— Сдаюсь! — Виктор рассмеялся.

— Эх вы, даже подумать не хотите. Так вот, есть теория, что это деревья создают мортал. То есть первоначальная аномалия создала их, а потом они стали поддерживать мортальные зоны своим существованием. Понимаете? Замкнутый круг. Если мы вырастим здешние клетки в нашем мире, то сможем создать мортал...

— Зачем?

— В лечебных целях, технологических... да мало ли каких! Это же перспектива! — У Бориса горели глаза. — В прошлом году наш человек прошел врата, но не вернулся. Весной они пришлют еще кого-нибудь. В мае на Аркольском перевале человек из нашей фирмы будет ждать меня... — Борис запнулся, сообразив, что и так наболтал лишнего. — Если мы не встретимся, он попытается добыть новый образец.

— На провоз биологических образцов в наш мир нужна лицензия. Все, кто возвращается, проходят дезинфекцию. У тебя этой лицензии наверняка нет. Как же ты собираешься протащить свои находки?

— Я уже все продумал. С грузом серебра. Да, там будут дезинфицировать багаж. Но разом. Весь ящик. Мой контейнер не пострадает. Все продумано!

Рузгин замолчал. Понял — его занесло. Не следовало об этом никому говорить. Даже Виктору Павловичу. Хотя в порядочности Ланьера он никогда не сомневался.

— Боря, вот что мне скажи, ты майору Васильеву обещал заплатить, если за нами явится вездеход? — спросил после паузы Ланьер.

— Обещал, конечно. Фирма бы заплатила.

— Много?

— Очень много.

— Странно, — Виктор по своему обыкновению почесал переносицу.

— Что — странно? — не понял Рузгин.

— Тогда странно, что он за нами не заехал. Майор своей выгоды не упускал никогда.

Получалось, Васильев не мог прислать вездеход. Именно не мог. Был не в силах. «Сила...» Это слово просачивается в каждую фразу. Хьюго прав. А лучше бы он ошибался.

4

— Ты несправедлива, герцогиня. Я к тебе всей душой, а ты... — услышал Виктор в коридоре голос Хьюго.

Он остановился, не зная, требует ситуация его вмешательства или нет.

— Я сказала — отвяжись, — узнал Ланьер низкий голос Кори.

— Поль не вернется. Поверь мне и моему чутью.

— Для тебя это ничего не меняет.

— Почему? У тебя что-то не в порядке? Болезнь какая? Неужели здоровая женщина не хочет секса? Постится все лето? Не поверю. Я по именам знаю твоих любовников. Уверен — не всех. И вдруг блудница обращается в монахиню.

— Ты — урод. Меня тошнит, когда я вижу твою рожу. Эта мысль тебе в голову не приходила?