В этот же день гонцы каждому капитану вручили приказ адмирала. Но в приказе не отразишь всех перипетий минувшего дня. Все это тщательно отражалось флагманом в журнале экспедиции.

«Воскресенье, 25. Легкий ветер. В дневную вахту явились на судно четыре крестьянина с известием, что неприятель ныне намеревается перевести через переволоку у Твермине свои галеры и суда и что сегодня он возьмется за исполнение этого плана, что теперь уже все подготовлено… Я велел позвать обоих флагманов и в их присутствии внести в протокол это изменение. При этом я велел прочесть доставленную мне вчера от вице-адмирала Лилъе записку. Таким образом, мой план, а именно: оставить здесь, на этой позиции, вместе с галерами и шхерботами корабли „Поммерн“, „Гетеборг“ и „Ревель“, а равно блокшиф „Элефант“ и фрегаты „Анклам“ и „Воль-гаст“, а с оставшимися силами отправиться на поиски неприятеля, — оказался совершенно расстроенным… Нам пришлось подумать о других способах, чтобы воспрепятствовать осуществлению пагубных намерений неприятеля… Если бы ему удалось переправить свои суда, то он этим самым приобрел бы господство в шхерах, и, следовательно, наша стоянка здесь ни к чему не послужила бы. Поэтому, по тщательному обсуждению вопроса, было единогласно постановлено, чтобы шаутбенахт Эреншилъд и капитан Сунд с блокшифом „Элефант“, всеми галерами и двумя шхерботами отправился по ту сторону Гангута и произвел там разведку о намерениях противника, стараясь поставить ему всевозможные препятствия, а вице-адмирал Лилье с кораблями „Эланд“, „Ско-не“, „Весманланд“, „Верден“, „Серманланд“, „Лиф-лянд“, „Рига“, „Готланд“ и „Поллукс“, а равно с обоими, бомбардирскими судами и шлюпкою с „Принца Карла Фредерика“ пошел в Твермине и там постарался сделать неприятелю диверсию или же прогнать его галеры. Между тем я буду должен остаться тут с кораблями „Бремен“, „Принц Карл Фредерик“, „Стокгольм“, „Фредерика Амалия“, „Поммерн“, „Гетеборг“, „Ревель“ и обоими фрегатами, чтобы сохранить за собою позицию… Затем оказалось нужным оставить здесь корабль „Сконе“, который не мог так скоро привести себя в готовность, и послать вместо него „Фредерику Амалию“. Кораблю „Весманланд“, находившемуся в море в крейсерстве, приказано через специально посланное судно „Поллукс“ быть в распоряжении вице-адмирала, когда тот выйдет в море, а другим крейсерам одновременно было приказано держаться к востоку от меня, так, чтобы они, в случае надобности, могли соединиться со мною. В полдень вице-адмирал вышел в море… при туманной погоде. Немного спустя, когда погода прояснилась, отправились также блокшиф с галерами и шхерботами под командой шаутбенахта Эреншильда и капитана Сунда. Ветер весь день дул с востока. Затем я приказал приготовить провиантские суда „Ланд фон Беловтен“ и „Инг-фрау Брита“, которые к вечеру вышли в море. В полдень я также отправил письмо к шаутбенахту Таубе о планах неприятеля у Твермине, предупредив о необходимости принятия соответствующих мер. К вечеру ветер совершенно затих, причем мы заметили, как масса галер, числом около двадцати, надвигалась с восточной стороны, по которым наши корабли открыли огонь. Затем по данному сигналу наши корабли, а именно: „Принц Карл Фредерик“, „Стокгольм“, „Сконе“ и „Лила Солен“ пошли вперед… Корабли эти были расставлены впереди судов „Поммерн“, „Гетеборг“ (на месте блокшифа) и „Ревель“, который, в свою очередь, шел впереди „Поммерн“ вместе с обоими фрегатами „Воль-гаст“ и „Анклам“. Так мы шли до 2-х часов ночи, когда, ввиду штиля, должны были бросить якоря у Эльдшхер, где мы стали со спущенными парусами».

Кажется, все предусмотрел опытный шведский флагман, уверенный в полном превосходстве над русским флотом.

На борту эскадры 1200 орудий. Они разметут, сомнут и уничтожат эти жалкие неприятельские галеры, большие и малые, пускай только те двинутся с места. А если струсят, его флагманы Лилье и Эреншильд знают свое дело и покончат с русскими в бухте.

Тому порукой синий, с желтым перекрестием королевский стяг, призывно трепещущий на ветру.

Сражение сражению рознь. Сражения на суше и на море — антиподы по характеру.

Армия стоит и опирается на твердь земную, передвигается ногами, колесами.

Сражения противоборствующих армий обычно решали исход кампаний, а подчас и войны. В таких случаях, встречаясь на поле боя, обе стороны бились насмерть. Одолевал сильный духом. Иногда кому-то везло больше. Но удача, как правило, сопутствовала смелому и более смышленому военному вождю.

Под Полтавой соперники бились не щадя живота. Фортуна улыбнулась отважному войску смекалистого Петра. Русь выстояла. Но самонадеянный король не отчаялся, война продолжалась по-прежнему…

Флот обитает в зыбкой, морской среде. Над водой — ветер, в воде — волны, под водой — смертельные камни. Ураган способен разметать и уничтожить флот и без боя. Нрав стихии переменчив, может подсобить одной стороне, навредить сопернику.

Всего пятнадцать лет назад шведы были господами на Балтике. Четыре столетия пестовали они свою морскую силу. Сооружали верфи, спускали со стапелей ладные суда. Десятилетиями, по наследованию, растили «морскихволков».

У Гангута пять умудренных опытом мореходов, шведских адмиралов, сошлись в схватке с какими-то неуклюжими «московитами».

Доморощенный генерал-адмирал — бывший царский стольник, под его рукой царь-батюшка, контрадмирал. Правда, за последние четверть века море для Апраксина не было чуждой средой, начиная с потехи на Плещеевом озере.

Воеводствовал у Белого моря. Строил на Саломбале первые фрегаты, хаживал под парусами по Бело-морью. В Азове обустраивал флотилию, в Воронеже и на Балтийских судоверфях приноровился к судостроению.

Водил первые отряды в Финском заливе. Никогда его подопечные не показывали корму шведам. До всей морской учености доходил своим умом… Иногда в узком кругу говаривал царю-батюшке:

— Когда я как адмирал спорю с вашим величеством, по званию флагманом, я никогда не могу уступить, но как скоро вы предстаете царем, я свое место знаю…

Контр-адмирал Петр Михайлов, как приказывал величать себя царь на палубах кораблей, прошел морскую стезю подобно своему стольнику. Но в отличие от него своим умом освоил все математические основы корабельной архитектуры. Конструировал сам корабли, вызывая восхищение классных иноземных мастеров. Своими мозолистыми руками сооружал на стапелях свои же морские творения.

По части морской смекалки не имел равных себе среди сородичей. Со временем море стало для него отрадой. Через силу, пользуясь властью, приобщал к «морской утехе» придворную знать, свое семейство…

По примеру царя заразились одержимостью к морю и генералы.

Слились с матросами морские солдаты Голицына и Вейде. Да и сами генералы теперь предпочитали походным палаткам галеры. А как же иначе командовать десантами, размещенными на судах. Соскучились генералы и по общению с царем, который не знал покоя и в кампании пропадал на парусных кopaбляx.

Тем самым воскресным днем, когда Ватранг лишил отдыха своих капитанов, генерал Михаил Голицын, командующий десантным войском, давал на своей галере в Твермине обед в честь царя.