На пути домой мы с Кодменом пролетали над Рейном и сделали фотографии с воздуха в том месте, где 8–й корпус форсировал горловину реки.

В 18.30 позвонил Брэдли и сказал, что генерал Эйзенхауэр обеспокоен риском, с которым связана атака на Веймар, однако после обсуждения я получил разрешение продолжить операцию.

Я договорился о создании двух новых рот в составе 4–й бронетанковой дивизии взамен тех, которые, как мы теперь уже точно знали, попали в окружение и были захвачены. Командовавший ими капитан получил легкое ранение, когда роты форсировали Майн восточнее Франкфурта. Однако они продолжали продвижение и достигли предместий Гаммельбурга. Они столкнулись с подразделениями трех немецких дивизий, которые дрогнули перед их натиском.

Когда часть танков и мотопехоты на бронемашинах дала бой противнику, оставшаяся часть танков отправилась в лагерь военнопленных в десяти километрах к северу и освободила всех, кто там находился. Эти танки вместе с более чем тысячей пленных присоединились к своим товарищам у Гаммельбурга и двинулись в обратный путь по дороге, которую отбили у неприятеля. То, что произошло дальше, рассказал мне присутствовавший там (но не командовавший) мой адъютант майор Стиллер. Он предлагал капитану, взяв немного севернее, воспользоваться другой дорогой, а не той, по которой они пришли сюда. Командовавший отрядом офицер отклонил предложение. Позднее, когда он остановил машины для заправки, колонна с разных сторон подверглась нападению сразу трех немецких пехотных полков и была рассеяна. Когда стало ясно, что происходит, майор Стиллер, командир отряда, а с ними еще пятеро рядовых и сержантов продолжали сражаться до тех пор, пока не истратили все патроны. Техника также была выведена из строя, и им не осталось ничего другого, как сдаться.

1 апреля, два года спустя после гибели Джексона,[218]мы продвигалась медленнее обычного, в основном из—за блокпостов на дорогах и мин. Но так или иначе 4–я бронетанковая дивизия находилась в шести километрах к западу от Эйзенаха, в то время как северная колонна 11–й бронетанковой дивизии того же 12–го корпуса была в Оберфильде. Из штаба 12–й группы армий мы получили предупреждение: если мы не достигнем Веймара к концу дня 1 апреля, нам следует остановиться и дождаться выдвижения Первой и Девятой армий. Нам же удалось убедить вышестоящее начальство разрешить нам не прекращать наступления хотя бы до 17.00 2 апреля.

2 апреля 8–й корпус в соответствии с нашими планами, начал занимать позицию между 20–м на севере и 12–м на юге, высвобождая 4–ю бронетанковую дивизию. 80–я дивизия 20–го корпуса возобновила наступление на Кассель, имея времени в обрез; однако мы знали, когда мы ставим перед 80–й задачу, она будет выполнена и необходимый эффект всегда достигнут.

В тот день пришло несколько сообщений о том, что немецкие солдаты, как позднее выяснилось, из состава 2–й горнострелковой дивизии, бежавшие с высот к северо—востоку от Франкфурта, появились в тылу 12–го корпуса. Там они напали на санитарный поезд, убили офицера и двух рядовых, а также захватили полевой склад боеприпасов. В первых поступивших ночью сообщениях живописались зверства немцев, включая убийство всего персонала госпиталя, изнасилование медсестер и уничтожение склада боеприпасов. Это, попросту говоря, еще одна иллюстрация того, что сообщения о событиях, которые имели место после заката солнца, не заслуживают слишком серьезного отношения. Ночью у страха глаза особенно велики.

В данном конкретном случае офицер и двое рядовых погибли во время первой стычки. Впоследствии немцы, прорвавшись к грузовикам и санитарным машинам, которые они намеревались использовать как средства передвижения, не причинили ни малейшего вреда ни врачам, ни медсестрам, ни прочему персоналу госпиталя. В дальнейшем они действительно натолкнулись на склад с боеприпасами, охраняемый темнокожими солдатами, которые немедленно задали деру. Немцы, однако, и не подумали поджигать или взрывать боеприпасы, а постарались уйти как можно дальше.

Наследующий день поисковая команда, состоявшая из 71–й пехотной дивизии, 10–го пехотного полка (полковник Р. П. Белл) 5–й пехотной дивизии и разведывательного батальона (подполковник М. У. Фрейм) 13–й бронетанковой, окружила немцев. В плен взяли восемьсот человек, еще пятьсот лишись жизни в основном потому, что слухи о якобы творимых ими зверствах докатились до личного состава.

Общие потери всей армии за целый день составили 190 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, что является самым наглядным доказательством того, сколь незначительным было оказываемое нам сопротивление.

Река Верра оказалась более серьезным препятствием, чем ожидалось, поскольку частично остановила 6–ю и 4–ю бронетанковые дивизии и замедлила продвижение 11–й бронетанковой. Кроме того, в тот же день при попытке пересечь реку 61–я бронетанковая дивизия подверглась яростной атаке с воздуха.

3 апреля мы переместили командный пункт в немецкие казармы в районе северного выезда из Франкфурта. Мы с Кодменом приехали туда из Оберштейна. Долина, по которой пролегает дорога на Майнц, сильно напоминает долину реки Коу в штате Канзас.

Дороги находились в превосходном состоянии, а все местное немецкое население отправилось на разборку завалов в разрушенных городах. Там было чем заняться. Майнц сильно пострадал. Вероятно, две трети города превратились в сплошные руины. Немцы взорвали множество мостов через Рейн, но в одном случае железнодорожный мост к северу от Оппенгейма, рухнув, перегородил реку, так что противник больше не мог, пуская нагруженные динамитом баржи по воде, взрывать наведенные нами переправы к северу от Оппенгейма.

На пути мы решили сделать остановку в Бад—Кройцнахе, чтобы проведать полковника Хайнса, однако его отправили из госпиталя за два часа до нашего приезда.

Мы видели довольно много освобожденных из плена солдат и офицеров, которые, учитывая тот факт, где они побывали, выглядели совсем неплохо. Еще водной группе находившихся на излечении раненых насчитывалось по меньшей мере шесть самострельщиков, включая одного офицера, с чем я столкнулся впервые. Я завел с ними свой обычный доверительный разговор:

— Кто тебя ранил? Надеюсь, поквитался с ним?

— Нет, сэр, это я сам.

— Да ты что?! Когда это случилось? Днем?

— Нет, сэр. Ночью.

— Больно было?

— Нет, сэр. Приятель сразу же перевязал меня.

— Знаешь, кто ты такой?

— Не могу знать, сэр.

Затем я сказал: «Давайте и вы, парни, все слушайте, что я скажу», а потом угостил его самыми «теплыми» эпитетами из своего лексикона. Я прямо заявил, что, ранив себя, он не только показал собственную трусость, но и переложил свою долю солдатского труда и риска на плечи своих храбрых товарищей, которые не искали столь же малодушного пути выйти из боя.

Прибыв в новую штаб—квартиру, мы узнали, что 4–я бронетанковая дивизия достигла предместийГоты, а штурмовая бригада «Б» 11–й (командир — полковник У. У. Йейл) находилась в двенадцати километрах к юго—западу от Ордруфа. У нас также имелся четкий приказ высокого начальства, заключавшийся в том, что по достижении линии Мейнинген — Ордруф — Гота — Мюльхаузен мы должны остановить продвижение и ждать, когда подтянутся части Первой и Девятой армий.