имел возможность щедро расходовать не свои, и притом немалые, деньги, поскольку он с одинаковым успехом «доил» не только нас, но и ЦРУ, «тайно» встречаться с сотрудниками советской разведки, играя роль нашего «друга», — и так продолжалось десять лет!

Видимо, другой жизни он себе уже не представлял. Ради этого он, несмотря на зрелый возраст, упорно не заводил семью, пожертвовал своей служебной карьерой, потому что совмещать нормальную службу с продолжительными разъездами было, конечно, невозможно. Никакое ЦРУ никогда не сумело бы повысить его по службе — для этого потребовалось бы объяснить, за какие заслуги американская разведка проявляет такое участие в его судьбе.

Но ничто не может продолжаться бесконечно всему когда-то приходит конец! Такой конец в этой «игре» мог наступить в том случае, если бы мы утратили к нему интерес. А утратить интерес мы могли, если бы он перестал передавать нам действительно секретную и актуальную информацию.

И вот тут, видимо, возникло противоречие.

С одной стороны, в ЦРУ не могли допустить утечки информации, которая, как любят выражаться американцы, наносила ущерб их национальным интересам, и поэтому старались, насколько возможно, ограничить ее объем и содержание, а с другой — их агент, руководствуясь личными, эгоистическими соображениями (ох уж эти «личные» соображения агентов!), весьма далекими от национальных интересов США, всячески стремился продлить свою «красивую жизнь» на «благо» двух разведок и ради этого был готов на все.

А добиться своей цели он мог бы, только постоянно стимулируя наш интерес к сотрудничеству с ним.

Как это сделать? Очень просто: нарушить полученные от ЦРУ инструкции и на свой страх и риск снабжать нас такими материалами, которые были нам нужны, то есть делать то, чего как раз и стремились не допустить его шефы! Вот почему и повторная экспертиза полученных от него материалов дала положительное заключение!

Видимо, и в ЦРУ со временем стали все больше и больше приходить в недоумение: с какой это стати мы проявляем такую заинтересованность в продолжении работы с их агентом, бегаем за ним по всему миру, платим ему большие деньги за материалы, не представляющие в общем-то большой ценности (так они считали, объективно оценивая информацию, которую разрешили ему передавать)? И их одолели сомнения в его честности! А когда у разведки появляются такие сомнения, она делает все, чтобы их перепроверить.

У американцев для этого есть один довольно эффективный способ: они посадили своего морально нечистоплотного агента на «детектор лжи» и вытряхнули из него все его «соображения», которыми он руководствовался, обманывая обе разведки. Безусловно, после такой проверки участь незадачливого техника была решена. Однажды он не приехал на очередную обусловленную встречу, а вскоре мы узнали, что он «погиб в автомобильной катастрофе». Так оборвался «жизненный путь» этого агента-двойника…

Вот этот-то случай и наводил нас на мысль, что, возможно, и Рольфа заподозрили в «самодеятельности»: в нарушении полученных от руководства контрразведки, а другими словами, от американцев инструкций, за что он и был жестоко наказан. А может, его ни в чем и не заподозрили, а просто нашли козла отпущения, обвинили в двурушничестве и свалили на него вину за этот провал.

Его несчастье состояло в том, что он оказался пешкой в большой политической игре, которой руководила такая могущественная и безжалостная организация, как Центральное разведывательное управление США, поэтому его шефы не смогли или не захотели его защитить. Впрочем, давая согласие на участие в этом деле, Рольф сам должен был знать, что по законам того общества, интересы которого он защищал, судьба людей, подобных ему, всегда предопределена заранее: в случае успеха их награждают последними, в случае неудачи с них первых снимут все, если потребуется, то и голову! Да и что могла значить его голова в той игре, которую вели сильные мира сего? С президентами расправлялись, как с нашкодившими мальчишками, что им какой-то старший инспектор?!

…Вскоре из сообщений информационных агентств мы узнали, что возбужденное адвокатом Грюнфельдом дело против ЦРУ заглохло. От вдовы Рольфа просто откупились, и она отказалась от своего иска.

Этого, конечно, следовало ожидать: хваленое западное правосудие еще не дошло до того, чтобы позволить какому-то адвокату выставить на всеобщее поругание людей, верой и правдой защищавших оплот буржуазной демократии, каким считаются Соединенные Штаты Америки.

И все же провал этой операции имел для некоторых ее участников неблагоприятные последствия. Через какое-то время без лишнего шума отправили на пенсию Бодена и еще нескольких ответственных сотрудников контрразведки. А еще чуть позже нам стало известно, что Ричард Палмер был понижен в должности и направлен в Ливан, где все с большей силой разгоралась гражданская война. На несколько лет он выпал из нашего поля зрения, но ему все же удалось целым и невредимым выбраться из этой заварухи, и судьба снова свела меня с ним, но уже на другом континенте и при весьма необычных обстоятельствах. Как иногда случается в нашей профессии, на этот раз мы поменялись ролями, и вновь я оказался удачливее его.

Но это уже совсем другая история, и, возможно, когда-нибудь я расскажу о ней, если наступит такое время. А может, и не наступит никогда. У каждой профессии свои законы, и основной закон профессии разведчика — необходимость хранить тайну.

Вот и сейчас, по прошествии многих лет, данное мной обязательство не разглашать государственную тайну не позволяет мне рассказать, как был использован полученный мной от Палмера «Специальный мандат», из-за которого, собственно, и проводилась эта операция. Могу только сказать, что во многом благодаря этому документу нашему правительству удалось успешно провести крупную внешнеполитическую акцию, которая вызвала бурную и неоднозначную реакцию во всем мире.

Относительно целесообразности и правомерности этой акции до сих пор высказываются противоречивые мнения, но речь не об этом: в тот момент наше правительство было, безусловно, убеждено в исторической необходимости ее проведения, а дело разведки — получить информацию о возможных ответных мерах со стороны правительств противостоящей политической и военной группировки.

Когда эта акция обсуждалась в высших инстанциях, встал вопрос о реакции Соединенных Штатов, а возможно, даже их прямом вмешательстве в назревавшие события, что неизбежно привело бы к серьезной дестабилизации обстановки в регионе. В общем, мог разогреться кризис наподобие карибского. Дискуссия по этому вопросу проходила очень бурно, высказывались различные точки зрения, но большинство сходилось на том, что Соединенные Штаты обязательно вмешаются. И тогда председатель Комитета госбезопасности бросил короткую реплику: «Соединенные Штаты не вмешаются!» Он не сказал, на чем основана его уверенность, но председатель КГБ всегда знал, что говорил, и ему можно было верить.

Эта реплика положила