— Каковы потери? — спросил он отрывисто.

Немалые оказались потери.

— Они расправились с взятыми в плен нашими самым неслыханным образом, — стараясь побороть волнение, докладывал капитан Найт и сдерживал крутящуюся под ним резвую буланую кобылку.

— Расстреляли?

— Нет, сэр, гораздо хуже. Пусть вам сообщит очевидец. Рядовой О’Брайен! — позвал капитан, оглянувшись на своих солдат.

Держа ружье на плече, как палку, прикладом назад, выбрался из толпы невысокий пехотинец без шапки. Голова была обмотана белым, из-под бинтов торчали прихваченные рыжие вихры. Не сразу узнал Иван Васильевич веселого солдатика, рассказывавшего в лесу про сказочного богатыря Дейва Крокета.

— Не дай бог, сэр, видеть человеку когда-нибудь такое! — сказал он хрипло, устремив на Турчанинова пустые, диковатые глаза, вряд ли сейчас видящие того, с кем разговаривал. — Я спрятался, они меня не заметили, а то и со мной сделали бы то же самое... Они рвали нашим парням головы...

— Как то есть рвали? — нахмурился Турчанинов, не понимая.

— Порохом... — Губы солдата под щетинистыми усами вдруг задрожали, он заплакал. Утирая глаза грязным кулаком, выдавливал из себя сквозь рыданья: — Пороховыми зарядами... Вставляли в уши и поджигали... Я все видел... А с других индейцы — с ними и индейцы — снимали скальпы... Еще с живых...

Глухой ропот ужаса и возмущения прошел за спиной Ивана Васильевича.

— Негодяи! Проклятые палачи! — послышались возгласы.

Кто-то надорванным голосом выкрикнул:

— С ними тоже так поступить!

Майкл, ни на шаг не отъезжавший от Турчанинова, мрачно проговорил:

— Господь сказал: око за око, кровь за кровь... Война.

Но такого озверения еще не видывал Иван Васильевич, хоть и нанюхался на своем веку пороху и знал войны. Кто это сказал, что самая жестокая война — гражданская?

Потрясенный тем, что услышал, окинул Турчанинов внимательным взглядом насупленные, ожесточенные лица солдат. Понимал: ребята крепко устали, одни — от марша, другие — от сражения. И все же, не думая об отдыхе, нужно было начинать новую битву. Сейчас же. С ходу. Пока солдатские сердца кипят жаждой расплаты, пока не остыл боевой запал.

— Джентльмены! — сказал он офицерам, откидывая отяжелевший от влаги капюшон плаща. — Предлагаю обсудить план атаки.

* * *

После короткого, но жестокого боя, охваченные с трех сторон, Афины были взяты вторично. Выбитый из города противник отступал — издали доносилась слабеющая перестрелка.

Довольный, возбужденный, в мундире нараспашку, со съехавшим набок черным галстуком, Турчанинов сидел в одной из комнат занятого под штаб богатого дома, глотал ложка за ложкой принесенный Майклом суп и, обсасывая усы, отдавал распоряжения забегающим сюда, все еще разгоряченным командирам полков и батальонов. Сражение кончилось, победа осталась за ним, и внезапно он почувствовал, что голоден как зверь.

В разбитое итальянское окно тянуло с улицы гарью. Вблизи догорало пожарище. Курился горький синий дым, из груды мерцающих, то раскаленно-золотых, то угольно-черных балок выбивались последние языки пламени, сквозь дым долговязо торчала закоптелая печная труба. Вокруг подъехавшей походной кухни толкалась и напирала толпа солдат, навьюченных ранцами, ружьями, свернутыми одеялами, негр-повар без устали разливал черпаком дымящийся суп в подставляемую посуду. Получившие отходили в сторону, осторожно неся котелки и перешагивая через валявшиеся повсюду тела в серых и в синих куртках. С жадностью принимались за еду, одни — присев на камешек или на какую-нибудь приступку, другие — стоя на ногах.

Турчанинову доложили, что пришли негры и просятся к самому главному массе.

Иван Васильевич бросил на бархатную скатерть оловянную ложку, отодвинул закоптелый, наполовину опустевший котелок.

— Наверное, волонтеры. Пусть войдут.

Они вошли, кланяясь, заискивающе сверкая белыми зубами, теребя в руках потрепанные шляпы, — гурьба темнолицых, плохо одетых людей в разбитых башмаках. Вошли и столпились у порога, робея под взглядами собравшихся офицеров.

— О, старый знакомый! — добродушно сказал Турчанинов. Весело-возбужденные глаза смотрели на стоявшего первым статного оливкового мулата. — Кажется, тебя зовут Гектор?

Мулат ответил радостной улыбкой:

— Гектор, масса.

— Ты что же, из Канады?

Продолжая улыбаться, Гектор отрицательно помотал головой.

— Из Канады, масса, я уже давно... Я хотел поступить в армию, чтобы сражаться за свободу, но везде меня гнали и говорили, что цветных в солдаты не берут. И тут я услышал ваше имя и подумал: вот кто меня примет. Я долго искал вашу бригаду и вот наконец нашел. А этих ребят, — показал на товарищей, — привел с собой.

— А твой товарищ, как его, Юп, кажется? Он где?

— Остался в Канаде, масса. Он хорошо устроился, старый Юп.

— Так. — Турчанинов помолчал, подумал. — Значит, просишься в армию? И вы тоже? — перевел глаза на остальных.

Негры закивали головами:

— Тоже, масса, тоже.

— Ну что ж, очень хорошо. Молодцы, ребята! — сказал Иван Васильевич. — Только предупреждаю, мне нужны храбрые солдаты.

— Дайте нам ружья, масса полковник, и вы увидите, как мы будем воевать, — сказал на это худой негр с черной шерстяной бородкой, на полголовы выше других.

Где-то невдалеке протрещал нестройный ружейный залп, от которого задребезжали оконные стекла. Хлопнули два-три отдельных револьверных выстрела. С мгновенно мелькнувшей догадкой Турчанинов вскинул глаза на офицеров:

— Что это такое?

— Простите, сэр, я приказал своим ребятам пленных не брать, — хмуро ответил капитан Найт, и в угрюмом его голосе Турчанинов почувствовал ожидание неминуемого возражения со стороны командира бригады и готовность яростно, вплоть до крупного разговора, оспаривать такое возражение. — Вы были на пустыре за огородами? Видели? — запальчиво спросил он, переходя в наступление.

Да, Турчанинов уже побывал на пустыре, о котором говорил Найт. И видел.

К сахарному клену был привязан мертвый обгорелый негр, от которого уцелела только черная курчавая голова да еще плечи и грудь, прикрытые опаленными лохмотьями синей армейской куртки. На темном искаженном лице ярко белели стиснутые в предсмертной муке зубы. Обугленные, скрюченные ноги походили на черные корни. Сквозь седую золу, на которой разбросаны были головешки, дышал чуть розовеющий жар. Казалось, еще стоит в воздухе смрад горелого мяса.

Такой же полусгоревший труп негра был привязан и к другому, опаленному снизу дереву.

Но дальше было еще страшнее. На