склонность к полноте. Его посетительница была смуглой, тощей как палка и хрупкой.

— Да, я знаю, — сказала она, разгадав его внимательный взгляд, — вы думаете, что я ничуть не похожа на вас. Но если бы мне вернуть мой натуральный цвет волос и немного прибавить в весе, вы сразу заметили бы сходство.

— Извините, — сказал Беннетт, садясь в кресло, — но, говоря откровенно, я действительно не вижу сходства.

— Не стоит извиняться, — передернула плечами женщина. — Представляю, каким шоком должно быть для вас мое появление в вашем кабинете в таком вот качестве.

— Ну, шок не шок, а неожиданность — это точно.

— Я поначалу хотела позвонить вам и предупредить о своем приходе, но потом передумала, решив, что вы скорее всего откажетесь меня принять. Вот и заявилась без предупреждения.

— Я вижу. Скажите, мисс Мерфи, что заставляет вас думать, что вы — моя дочь?

— О, в этом можете не сомневаться! Ваша! Тут сомнений быть не может.

Она говорила с бесхитростной уверенностью.

— Ваша мать утверждает, что была знакома со мной? — уточнил Беннетт.

— Нет.

— Она когда-нибудь со мной встречалась?

— О нет, что вы!

Он с облегчением вздохнул.

— Но тогда, боюсь, я не понимаю…

— Я перейду сразу к сути дела. Вы жили в Далласе? На Южной Мемориал?

Доктор наморщил лоб: — Да.

— Тогда у всех тамошних жителей брали образцы крови на тот случай, если им понадобится донорская кровь.

— Это было давно. — Беннетт погрузился в воспоминания. — Около тридцати лет назад.

— Да, но тем не менее образцы крови сохранились, папа.

И снова в ее голосе прозвучала непоколебимая убежденность.

— И что из этого следует? Она поерзала на стуле.

— Хотите подержать свою внучку?

— Не сейчас, спасибо. Женщина криво улыбнулась.

— Вы не такой, каким я вас представляла. Я думала, что доктор должен быть более… отзывчивым. В клинике в Бельвю, где я отвыкала от метадона, хватало отзывчивых людей.

— Мисс Мерфи, — заговорил он, — позвольте мне…

— Но когда я избавилась от наркотиков и когда у меня появилась эта чудесная дочь, я решила разобраться в своей жизни. Мне захотелось, чтобы моя крошка знала своих бабушку и дедушку, и, наконец, мне захотелось встретиться с вами.

«С этим пора заканчивать!» — подумал Беннетт и встал из-за стола.

— Мисс Мерфи, вы понимаете, что я могу сделать анализ ДНК, и он покажет…

— Да, я это понимаю, — перебила его посетительница и бросила на его стол сложенный вдвое лист бумаги.

Беннетт медленно развернул его, — это был отчет из генетической лаборатории в Далласе. Он прочитал первый абзац, и у него закружилась голова.

— Тут говорится, что вы определенно мой отец. Существует лишь один шанс из четырех миллиардов, что вы им не являетесь. В лаборатории сравнили мой образец крови с вашим — тем, который хранился все эти годы.

— Это какое-то безумие! — пробормотал Беннетт, рухнув в кресло.

— А я думала, вы меня поздравите, — сказала она. — Ведь вычислить вас было не так легко. Двадцать восемь лет назад моя мама жила в Сент-Луисе, и в то время она была замужем…

В Сент-Луисе Беннетт учился в медицинской школе.

— Но вы же сказали, что она меня не знает!

— Она прошла процедуру искусственного оплодотворения, использовав сперму анонимного донора. Каковым являлись вы.

У Беннетта потемнело в глазах.

— Я предположила, что донор был студентом-медиком, — продолжала она, — поскольку мама обратилась в медицинскую школу, а у них был собственный банк спермы. Ведь студенты медики тогда сдавали сперму за вознаграждение, верно?

— Да, по двадцать пять долларов.

— Ну вот, видите! Неплохие карманные деньги в то время. И как часто это можно было делать? Раз в неделю? Пришел, кончил в пробирку, и — на четверть сотни богаче!

— Да, что-то в этом роде.

— Клиника сгорела пятнадцать лет назад, а с ней и все записи. Но я отыскала студенческие альбомы выпускников и внимательно изучила их. Каждый год в школе училось сто двадцать студентов, половину которых составляли девушки. Если их исключить, остается шестьдесят молодых людей. Отбрасываем азиатов и прочих нацменов и получаем примерно тридцать человек. Приняв во внимание факт, что в те времена сперма хранилась не более года, я составила список из ста сорока имен, которые нужно было проверить. Все заняло гораздо меньше времени, чем я ожидала.

Беннетт смотрел на женщину бессмысленным взглядом. Ее слова доносились до него словно через толстую перину.

— Но хотите, скажу вам правду? — продолжала она. — Когда я увидела вас на фотографии в альбоме выпускников, я сразу все поняла. Что-то такое в ваших волосах, бровях… — Она пожала плечами. — И вот я здесь.

— Но этого не должно было случиться, — проговорил Беннетт. — Мы все были анонимными донорами. Нас невозможно было проследить. Никто из нас никогда не должен был узнать, родился от него ребенок или нет. Анонимность донора являлась законом.

— Что ж, — был ответ, — те времена в прошлом.

— Однако я не давал согласия быть вашим отцом, и это — главное.

Женщина снова пожала плечами.

— Ну что я могу сказать?

— Я всего лишь помогал бесплодным парам обзавестись ребенком, а мне самому он был не нужен!

— И все же я — ваш ребенок.

— Но у вас ведь есть родители.

— Я — ваша дочь, доктор Беннетт, и могу доказать это в суде.

Повисло молчание. Они смотрели друг на друга. Ребенок гугнил и извивался.

— Я хотела встретиться со своим биологическим отцом.

— Что ж, вы с ним встретились. Что дальше?

— И еще я хотела, чтобы он выполнил свои обязанности и обязательства. Потому что после того, как он поступил со мной подобным образом…

«Ага, вот оно! — метнулось в мозгу у Беннетта. — Карты выложены на стол!»

— Мисс Мерфи, — медленно проговорил он, — от меня вы ничего не получите.

Он встал. Она тоже встала.

— Тем, что я стала наркоманкой, — сказала она, — я обязана вашим генам.

— Прекратите нести чушь.

— Ваш отец был алкоголиком, а у вас в молодости тоже были проблемы с наркотиками. Вы носите в себе гены наркотической зависимости.

— Что еще за гены такие?

— AGS3. Героиновая зависимость. DAT1. Кокаиновая зависимость. У вас есть эти гены, и у меня тоже. Их передали мне вы. Вы не имели права сдавать свою дефектную сперму.