litbaza книги онлайнСовременная прозаНекоторые вопросы теории катастроф - Мариша Пессл

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 181
Перейти на страницу:

– Синь! – крикнула она снова и вытянула шею, оглядываясь по сторонам. – Синь!

Что-то пробормотала себе под нос и почти бегом кинулась за угол – видимо, проверить с другой стороны корпуса.

Мы с Джейд не могли пошевелиться. Так и сидели, уткнув подбородок в колени, и ждали – вот сейчас, как в кошмарном сне, раздадутся шаги по выстланному сиротским линолеумом коридору.

Но минуты утекали одна за другой, и в тишине слышно было только покряхтывание и покашливание комнаты. Когда прошло пять минут, я осторожно подползла к окну (Джейд осталась сидеть, закаменев в позе эмбриона). Выглянув наружу, я снова увидела Эвиту – она стояла на ступеньках Лумиса.

Будь на ее месте кто-нибудь другой, с приличной осанкой, например Ханна, зрелище могло быть впечатляющим. Ветер трепал ее кудельные волосы и развевал подол платья, придавая Эвите сходство с обезумевшей от горя вдовой на берегу моря или с призраком, отыскивающим свою погибшую любовь среди унылых равнин. Однако передо мной была Эва Брюстер, крепкая, отрезвляющая, с бутылочной формы шеей, кувшинными руками и ногами в форме пробок. Она одернула юбку, в последний раз окинула взглядом окна (на какую-то жуткую секунду мне почудилось, что она меня видит) и быстрым шагом двинулась прочь.

– Ушла, – сказала я.

– Точно?

– Ага.

Джейд выпрямилась, прижимая руку к груди:

– У меня сейчас будет разрыв сердца!

– Не будет.

– А что, это возможно! У нас в роду многие умерли от сердечного приступа. Ни с того ни с сего, р-раз – и все.

– Ничего с тобой не случится.

– У меня вот здесь в груди теснит. Так бывает при пульмонарном эмброзисе.

За окном, у поворота дорожки, застыло как часовой одинокое дерево с толстым черным стволом. Дрожащие ветки тянулись вверх, словно слабенькие ручки, ощупывающие небо.

– А странно, почему она тебя звала? – Джейд скорчила гримасу. – Почему не меня?

Я равнодушно пожала плечами, хотя на самом деле мне было не по себе. Неужели я вроде какой-нибудь хлипкой викторианской барышни, которая готова свалиться в обморок оттого, что при ней произнесли слово «нога»? Или я слишком вдумчиво читала L’Idiot[302] (Петран, 1920), где главному герою, безумному Байрону Беринто, мерещилось, будто из каждого кресла ему приветливо машет сама Смерть. А может, просто слишком много мрака для одной ночи. «Ночь вредна для мозга и нервной системы, – утверждает Карл Броканда в своей книге «Логические выводы» (1999). – Как показывают исследования, у людей, проживающих в местности, где мало дневного света, количество нейронов сокращается на 38 процентов, а у заключенных, по двое суток подряд не видящих солнца, нервные импульсы замедляются на 47 процентов».

Не знаю уж, в чем причина, но я была как оглушенная все то время, пока мы с Джейд крадучись выбирались из здания, обходили по широкой дуге все еще освещенную, хоть и опустевшую столовую (двое-трое учителей еще беседовали в патио, и среди них миз Термополис в наряде цвета гаснущих углей), пока мы уносились в «мерседесе» прочь от школы, так и не встретив по дороге Эву Брюстер. Только когда мы уже ехали по Пайк-авеню и за окном машины мелькали закусочная «Джиффис», магазин дешевых товаров «Доллар-депо», гамбургер-кафе «Диппитис», косметический салон – только тогда я спохватилась, что забыла убрать книгу о черном дрозде на место, в ящик стола. Мало того – я до сих пор сжимала ее в руках.

– Почему книга все еще у тебя? – спросила Джейд, сворачивая к окошечку «Бургер Кинг». – Ханна заметит, что она пропала! Надеюсь, отпечатки пальцев снимать не станет… Ау, что будешь есть? Решай скорее, умираю с голоду!

Мы взяли пару громадных «вопперов»[303] и сжевали их молча в кислотном освещении автостоянки. Наверное, Джейд из тех людей, кто готов швыряться дикими обвинениями направо и налево, с улыбкой наблюдая, как все это сыплется людям на головы, а когда веселье заканчивается, спокойно уходит домой. Сейчас вид у нее был довольный, даже посвежевший. Она забросила себе в рот горсть картошки фри и помахала какому-то гнойному струпу – он брел к своему пикапчику в обнимку с полным подносом кока-колы. А у меня сердце неровно колотилось в груди. Как говорил Питер Эйкман, сыщик-раздолбай из романа «Кривой поворот» (Чайд, 1954): «Словно в глотку забили хороший заряд пороху, того и гляди рванет». Я уставилась на обложку. Фотография сильно поблекла, ее исчертили трещины, но черные глаза Мэнсона так и горели.

– Вот они, глаза дьявола, – сказал как-то папа, задумчиво разглядывая свой экземпляр той же книги. – Как будто он смотрит оттуда и видит тебя, правда?

Глава 15. «Сладкоголосая птица юности», Теннесси Уильямс

Если к нам заходил в гости папин коллега по работе, папа неизменно, как по часам, рассказывал одну историю. Случалось это редко, по одному разу на два-три города, где мы жили. Папа на дух не переносил громогласных сотрудников Геттисбергского колледжа наук и искусств, постоянного хвастовства и показухи в Чезвикском колледже и склочных профессоров из Университета Оклахомы в городе Флитче, вечно пыжащихся и выясняющих, кто главнее (особенно он презирал старых бабуинов – то есть преподавателей за шестьдесят пять, с постоянным окладом, перхотью, ботинками на резиновом ходу и квадратными очками, за стеклами которых глаза кажутся маленькими, точно клопы).

И все-таки изредка в диком-предиком лесу папе встречалась родственная душа (может, не из того же вида и семейства, но, по крайней мере, из того же отряда). Собрат, недавно покинувший зеленую древесную крону и едва-едва пытающийся ходить на двух ногах.

Разумеется, собрат по разуму был не настолько сведущ в науках, как папа, и внешне совсем не так красив (чаще всего природа наделяла этих людей плоской физиономией, обширным низким лбом и выступающими надбровными дугами). Но папа все равно приглашал отобранного среди серой массы знакомого на ужин, и в итоге тихим субботним или воскресным вечером в жилище Ван Мееров появлялся профессор-лингвист Марк Хилл с глазами цвета смоквы, не вынимающий рук из накладных кармашков бесформенного смокинга, или младший преподаватель английской литературы Ли Санджай Сун – кожа цвета айвы со сливками, зубам тесно во рту, как машинам в пробке. Тогда между спагетти и пирожными тирамису папа угощал гостя рассказом о проклятии Тобиаса Джонса.

История была вполне бесхитростная – о том, как папа жарким, пропитанным ромовыми парами летом 1983 года в Гаване встретил некоего сотрудника OPAI (Organización Panamericana de la Ayuda)[304] – бледного, нервного молодого человека из Йоркшира. Всего за одну злополучную августовскую неделю бедняга умудрился потерять паспорт, бумажник, жену, правую ногу и чувство собственного достоинства, именно в таком порядке. Иногда, чтобы еще больше поразить слушателя, папа сокращал время трагедии до двадцати четырех часов.

1 ... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 181
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?