Между тем, хотя у Лазаря Моисеевича, разумеется, вполне достаточно всяческих «грехов», коллективизацией как таковой он все же не руководил (Это, в частности, явствует из той же, основанной на тщательном изучении всего хода дела, книги Н.А. Ивницкого; так, Каганович даже не состоял в двух создававшихся Политбюро в декабре 1929-го и январе 1930-го «комиссиях», руководивших коллективизацией). Нередко упоминают о его «командировке» в 1930 году в черноземные края. Но она состоялась во второй половине марта, то есть после сталинской статьи "Головокружение от успехов" (2 марта) и принятого (10 марта) на основе её секретного постановления Политбюро "О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении", предназначавшегося для властей на местах. В этом постановлении (фрагменты его опубликованы лишь в наши дни Н.А. Ивницким; см. с. 95–96 его книги), в частности, содержалось требование "немедленно прекратить в какой бы то ни было форме насильственную коллективизацию. Решительно бороться с применением каких бы то ни было репрессий по отношению к крестьянам… немедленно проверить списки раскулаченных и исправить допущенные ошибки…".

Правда (об этом уже шла речь), запущенную в конце 1929 года махину «сплошной» коллективизации, сразу захватившую в свое мощное движение миллионы людей (как насильников, так и их жертв), уже невозможно было остановить… Тем не менее 17 марта 1930 года Политбюро все же направило в основные зерновые регионы «верховных» лиц — Кагановича, Калинина, Молотова, Орджоникидзе и др., обязав их попытаться «склеить» то, что было уже, в сущности, непоправимо разбито… (отмечу, что эта попытка «исправить» тяжелейшее положение, создавшееся в результате «сплошной» коллективизации, была продиктована, конечно же, не какими-либо «гуманными» мотивами, а опасением полнейшего краха сельского хозяйства страны).

Итак, среди тех членов ЦК 1934 года, которые не погибли к концу 1930-х, в самом деле совсем мало лиц, которые были главными «героями» коллективизации, а в то же время почти половина погибших — «победители» в войне с крестьянством. Этот вывод целиком подтверждается и судьбами кандидатов в члены ЦК, избранных в том же 1934 году (их было 68 человек). Пять десятков из них к 1939 году были репрессированы, и около половины этого числа — руководители коллективизации (в частности, Быкин, Вегер, Грядинский, Демченко, Дерибас, Каминский, Кубяк, Лепа, Позерн, Прамнек, Птуха, Шубриков); между тем из около полутора десятков «уцелевших» кандидатов в члены ЦК всего лишь один (Юркин) был непосредственно причастен к коллективизации!

Разумеется, не стоит истолковывать приведенные факты прямолинейно: вот, мол, те, кто сыграл решающую роль в коллективизации, именно "за это" позднее подверглись репрессиям. Речь должна идти об определенном «типе» людей, о деятелях с особенно обостренным «революционным» сознанием и поведением (в силу чего они и стали ранее «героями» коллективизации — этой "второй революции"); люди этого типа и подверглись прежде всего репрессиям в 1937-м.

Так или иначе, но огромная доля «коллективизаторов» в числе репрессированных «цекистов» и совсем малая их доля среди уцелевших — это едва ли, повторюсь, случайное «совпадение». Вместе с тем проступающая в этих фактах «закономерность» может истолковываться (и истолковывается теми или иными авторами) различно. Как уже говорилось, достаточно распространено представление о буквальном «возмездии», поразившем тех, кто в начале 1930 года беспощадно расправлялся с крестьянством. Есть и версия, согласно которой деятели, осуществлявшие коллективизацию, как говорится, "слишком много знали", — знали о том, на какой великой крови, на каких страданиях огромного количества людей воздвигалась колхозная деревня, и поэтому подлежали уничтожению.

Но, надо думать, наиболее важно другое: к середине 1930-х годов жизнь страны в целом начала постепенно «нормализоваться», и деятели, подобные тем, которые, не щадя никого и ничего, расправлялись с составлявшим огромное большинство населения страны крестьянством, стали, в сущности, ненужными и даже «вредными»; они, в частности, явно не годились для назревавшей великой войны, получившей имя Отечественной, — войны народной, а не "классовой".

Поэтому самая широкая замена «руководства» (сверху донизу) была в то время вполне закономерна, даже естественна (как и, например, позднее — в 1956–1960 годах или в 1990-1993-м). Страшное «своеобразие» времени состояло в том, что людей отправляли не на пенсию, а в лагеря или прямо в могилы…

В сочинениях о 1930-х годах безусловно господствует точка зрения, согласно которой в этом терроре повинны вполне определенные — «сталинистские» — силы, непримиримо относившиеся к любому инакомыслию, а объектом репрессий были-де в основном более или менее «умеренные» и, в какой-то мере, «либеральные» деятели, которые якобы полагали, что и самые острые конфликты следует решать в ходе дискуссий, а не на путях насилия. Но подобный взгляд никак не выдерживает сопоставления с реальностью.

Судите сами. Одна из наиболее ярких, или даже самая яркая фигура, противопоставляемая ныне «сталинистам», — Мартемьян Рютин, большевик с 1914 года, активнейший участник Гражданской войны в Сибири и подавления Кронштадтского мятежа 1921 года, в 1925 году ставший секретарем Краснопресненского райкома ВКП(б) в Москве. В 1928 году он вместе с рядом других московских партийных руководителей вступил в конфликт со Сталиным, а позднее, в 1932 году, организовал антисталинский "Союз марксистов-ленинцев" и подготовил его пространную «платформу» под названием "Сталин и кризис пролетарской диктатуры"; она была впервые опубликована в 1990 году. В послесловии к этой публикации, эмоционально озаглавленном "Потрясающий документ эпохи сталинизма", утверждалось: "Платформа Рютина явилась обвинительным заключением и приговором Сталину и сталинщине — за измену марксизму и ленинизму, идеалам Октябрьской революции, за созданную в стране обстановку морального, политического и физического террора". Рютин "гневно заклеймил развязанный Сталиным террор против инакомыслящих, насаждаемое Сталиным «единомыслие» в партии".

Но автор цитируемого текста, Н. Маслин, либо не знал, либо умолчал о том, что ранее именно Рютин сыграл поистине выдающуюся роль как раз в деле создания в партии "обстановки морального, психологического и физического террора" против "инакомыслящих".

По случаю 10-й годовщины революции, 7 ноября 1927 года, оппозиция во главе с Троцким, Зиновьевым и Каменевым провела, как известно, демонстрацию, выражавшую несогласие с линией Политбюро (из которого эти «вожди» были выведены в 1926-м). И вот каков своего рода пик событий 7 ноября в Москве: "Острый инцидент произошел во время прохождения колонны демонстрантов (оппозиционных. — В.К.)… Около 11 часов на балкон Дома Советов… выходивший на угол улиц Охотный ряд и Тверская, поднялись член ЦК ВКП(б) и ЦИКа Смилга, исключенные к тому времени из партии Преображенский (член РСДРП с 1903 года, был кандидатом в члены ЦК. — В.К.), Мрачковский (член РСДРП с 1905-го, крупный военачальник, — В.К.) и другие. Они обратились к манифестантам с речами. На балконе висел лозунг "Назад к Ленину!". Из колонны слышалось "ура!"…" Но тут "на автомобилях прибыли секретарь Краснопресненского райкома Рютин (да, тот самый, который в начале 1930-х годов доставит столько неприятностей Сталину из-за своего несогласия с его диктатурой)… и другие члены МК (Московского комитета ВКП(б). — В.К.)… в Смилгу и Преображенского полетели картошка, палки… За «артподготовкой» начались "военные действия"… Атаковавшие пошли на штурм квартиры. Первыми в подъезд ворвались Рютин, Вознесенский и Минайчев (члены МК. — В.К.). Дверь взломали… Смилгу и Преображенского… начали избивать. Досталось Альскому, Гинзбургу, Мдивани, Малюте, Юшкину (деятели оппозиции. — В.К.). Изрядно помятых, их заперли в комнате и к дверям приставили караул".