* * *

Наутро Чарли проснулся и оделся к девяти часам. Когда он появился на пороге кухни с собранной сумкой и в пальто, Бенджамин жарил яичницу.

Чарли проговорил:

— Пора мне оставить тебя в покое, по-моему.

Бенджамин отозвался:

— Куда ты поедешь?

— Думаю, поживу пока у мамы.

Бенджамин кивнул.

— Позавтракай, и я тебя отвезу на станцию.

— Не беспокойся, я прогуляюсь в деревню. Сяду на автобус. Дождь хоть прекратился.

— Верно.

Они обнялись.

— Спасибо за все, дружище.

Когда Чарли ушел, Бенджамин включил телевизор. Канал «Новости Би-би-си». Все утро Бенджамин держал его включенным, фоново. Показали эпизод с Найджелом Фаражем — он презентовал новый плакат кампании «Уйти. ЕС». На плакате извивалась длинная очередь молодых людей, в основном мужчин, в основном темнокожих. Очевидно, мигрантов. Поверх этого изображения красными заглавными буквами значились два слова: «ПЕРЕЛОМНАЯ ТОЧКА». Ниже, шрифтом помельче: «ЕС подвел нас всех» и «Нам необходимо освободиться от ЕС и вернуть себе власть над нашими границами».

Бенджамин по-настоящему содрогнулся от грубой беспардонной ксенофобии этого образа. Самое уродливое из всего, что он видел в этой уродливой кампании. При первом же взгляде на этот плакат Бенджамин понял, что все решил. Постановив не тратить больше времени на свои публичные декларации, он выкинул из головы изощренные, уравновешенные слова, с которыми возился последние несколько дней, набрал стремительное, целеустремленное заявление из пятидесяти слов и отослал его в газету.

Зазвонил телефон. Отец. Хотя после мини-инсульта произношение у него сделалось невнятным, непривычная живость в голосе слышалась однозначно.

— Угадай, где я был? — спросил он.

— В каком смысле — где ты был? Ты же не выходил из дома, да?

— Выходил.

— Зачем?

— Голосовать. Я взял тот бланк, который ты мне оставил, заполнил и отправил.

Бенджамин ужаснулся.

— Пап, тебе нельзя ходить одному до почтового ящика. Лоис или я могли бы это за тебя сделать. Врачи велели беречься.

— Это ж несколько недель назад уже.

— Как ты проголосовал? — спросил Бенджамин, хотя и так почти не сомневался в ответе.

— Уйти, конечно. — И с вызовом добавил: — Ты и так знал, верно?

— А как же Софи?

— А что Софи?

— Сам знаешь, она хотела, чтобы ты проголосовал иначе. Это ее будущее, между прочим. Это ей здесь быть дольше всех нас.

— Она милая девочка, но очень наивная. Я это ради нее сделал. Она мне еще когда-нибудь спасибо скажет.

— Ты как себя чувствуешь после прогулки, скажи мне?

— Немножко устал. Думаю, посижу.

— Окей. Лоис приедет ближе к четырем, хорошо?

— Отлично. Я посплю, а потом мы выпьем чаю.

— Окей. Пока, пап.

— Пока, сын.

Удрученный этим разговором, Бенджамин вновь посмотрел в телевизор. Фараж стоял теперь перед плакатом, сиял, скалился и шутил с телевизионщиками. По низу экрана бежала подборка утренних твитов. Попался один от романиста Роберта Хэрриса[110]. Он гласил: «До чего же мерзкий этот референдум. Самое раздорное, раскольническое, расчетливое политическое событие за всю мою жизнь. Лишь бы в последний раз».

Воистину, подумал Бенджамин.

* * *

В тот же день после обеда 16 июня 2016 года — Лоис составляла в кухне список покупок. Собиралась позвонить в лонгбриджское отделение «Маркса и Спенсера» по дороге к отцу. Работал приемник, настроенный на «Радио Два», но Лоис почти не обращала на него внимания. Музыка звучала пресная, а слушать новости Лоис бросила, референдум ей уже наскучил — как, похоже, и всем вообще.

Однако вскоре после двух пополудни в срочных новостях прозвучало нечто, из-за чего остаток дня у Лоис парализовало. В ее избирательном округе напали на женщину — члена парламента, прямо на улице; женщина шла в местную библиотеку, где собиралась вести прием избирателей.

Лоис об этом парламентарии ни разу не слышала. Ее звали Джо Кокс. Она представляла Бэтли и Спен, избирательный округ в Йоркшире. Молодая женщина. Нападение, судя по всему, оказалось ужасным. Кокс подстрелили и пырнули ножом. Нападавший вопил какие-то дикие, почти бессвязные слова, которые позднее истолковали как «Главное Британия. Это за Британию». Прохожий бросился на помощь, его тоже пырнули ножом. Нападавший удалился как ни в чем не бывало, но через несколько минут сдался полиции. Джо Кокс привезли в госпиталь в критическом состоянии.

Прослушав новость, Лоис ощутила ужасную слабость и головокружение, ее накрыло измождением. Выключила радио, ушла в гостиную и легла там на диван. Через несколько минут ее охватила бешеная жажда, началась головная боль. Она вернулась в кухню, выпила стакан холодной воды и две таблетки обезболивающего, затем вновь включила радио. Никаких дальнейших новостей о раненой женщине-парламентарии не поступало — если не считать того, что после пяти обещали пресс-конференцию с полицией.

Неудержимо трясясь, Лоис поставила ноутбук на кухонный стол, включила его и погуглила Джо Кокс. Замужняя, мать двоих детей. Сорок один год — на той неделе сорок два. Популярный местный парламентарий, выбрали впервые чуть больше года назад, увеличила лейбористское большинство. Основательница общепарламентской группы «Друзья Сирии». Поддерживает «Остаться». Работает над докладом «География антимусульманской ненависти».

Лоис знала, что не надо ей пытаться представлять себе подробности нападения, но ничего не могла с собой поделать. Обычный день — в той мере, в какой обычен любой день в эти необычайные времена, — будничная задача: дойти до библиотеки по знакомой улице, в компании своего управляющего и соцработника. И тут — удар ножом, стрельба, суматоха. И вдруг отменена повседневная жизнь, она лишена смысла непредсказуемым, убийственным насилием. В ту ночь в ноябре 1974-го… Лоис быстро встала — слишком быстро, — но тут же закрыла глаза и почувствовала, что теряет сознание, падает… Кухня постепенно вернулась в фокус. Лоис оперлась о стол. Судя по тому, как нападение описали по радио, выжить в нем никому не удалось бы, но невозможно же, что кого-то в таких обстоятельствах могут убить. Местный парламентарий, занимается своими повседневными делами, обычный четверг, обеденное время — не могло такого случиться. Лоис цеплялась за надежду — полностью осознавая, до чего это иррационально, — а минуты ползли мимо, и Лоис ждала, что скажет полиция.

Телевизор она включила ровно в пять. Пресс-конференция началась несколько минут спустя. Офицер полиции, дама в годах, с жидкими рыжеватыми волосами, сурово зачесанными на лоб, мрачно и монотонно бубнила поверх постоянного шума фотовспышек.