– Где ты научился этому искусству? – поинтересовался он.

– В Пидруиде, – ответил Валентин. – Я был в труппе жонглеров.

– Хорошая, верно, была жизнь?

– Да, – кивнул Валентин.

Он вспомнил те чувства, которые испытывал во время выступлений перед смуглолицым лордом Валентином на арене в Пидруиде, на широких подмостках Постоянного цирка в Дюлорне, и вновь воскресил в памяти незабываемые сцены прошлого.

– Этому можно научиться? – спросил Фарссал. – Или это врожденный дар?

– Любой научится, если у него быстрый глаз и он умеет сосредоточиться. Я учился всего две недели в прошлом году в Пидруиде.

– Ну нет! Наверняка всю жизнь жонглировал!

– До прошлого года – нет.

– Тогда зачем ты взялся за это?

Валентин улыбнулся.

– Нужно было зарабатывать на жизнь, а в Пидруид на фестиваль короналя приехали странствующие жонглеры, и им нужны были лишние руки. Они меня быстро научили. Я мог бы научить тебя.

– Думаешь, получится?

– Лови, – сказал Валентин.

Он бросил чернобородому один из крепких зеленых плодов, которыми жонглировал.

– Перебрасывай его из руки в руку. Пальцы держи свободно. Тебе надо усвоить несколько основных положений и приемов, попрактиковаться в них, а потом…

– А чем ты занимался до жонглирования? – поинтересовался Фарссал, перебрасывая плод.

– Бродяжничал, – коротко ответил Валентин. – Держи руки вот так…

Он с полчаса тренировал Фарссала, как Карабелла и Слит тренировали его самого в Пидруиде. У Фарссала оказались ловкие руки и хорошие глаза, и учился он быстро, хотя и не так, как в свое время Валентин. Через несколько дней он усвоил большую часть элементарных приемов и мог жонглировать, хотя еще и не очень изящно. Он был весьма разговорчивым и, перебрасывая из руки в руку бишавары, не закрывал рта. Родился он, по его словам, в Ни-мойе, много лет был торговцем в Пилиплоке, недавно пережил душевный кризис, который привел его в смятение и чуть позже заставил отправиться в паломничество на Остров. Он рассказывал о своей женитьбе, о ненадежных сыновьях, о том, как выигрывал и проигрывал за игорными столами целые состояния. Но Фарссал, в свою очередь, хотел знать все и о Валентине – о его семье, о склонностях, о том, что привело его к Повелительнице Снов. Валентин отвечал на вопросы достаточно правдоподобно, наиболее неприятные обходил, быстро переключаясь на советы по искусству жонглирования.

В конце второй недели настойчивых и постоянных занятий: работы, учебы, медитации, периодов свободного времени, проводимого в жонглировании с Фарссалом, – Валентин вновь почувствовал неудержимое желание двинуться дальше.

Он не имел представления, сколько здесь террас – девять? девяносто? Но если он будет тратить столько времени на каждую, он и за много лет не дойдет до Хозяйки. Как-то надо было ускорить подъем.

Поддельные сны-вызовы, похоже, не срабатывали. Валентин попробовал изложить свой сон о бассейне Силимейн, здешней толковательнице, однако тот не произвел на нее впечатления. Во время медитации и ночного сна он пытался достичь разума Хозяйки и умолять ее о вызове, но из этого тоже ничего не вышло.

Он спросил тех, кто сидел рядом с ним за обедом, давно ли они на этой террасе. Один сказал – два года, другой – восемь месяцев. Их это, казалось, не тревожило.

– А ты? – спросил он Фарссала.

Фарссал ответил, что пришел за несколько дней до Валентина. Он, похоже, также не испытывал нетерпения.

– Куда спешить? Мы везде служим Повелительнице, верно? Чем одна терраса хуже другой?

Валентин кивнул. Он не осмеливался проявлять недовольство. В конце третьей недели ему показалось, что он увидел Виноркиса, шедшего через поле стаджи, на котором работал Валентин. Но тот был далеко, и Валентин не был уверен, Виноркис ли это, а окликать его было бесполезно: он не расслышал бы. На следующий день, жонглируя с Фарссалом возле бассейна, он вновь увидел Виноркиса, на этот раз точно Виноркиса, на другой стороне площадки. Валентин извинился и бросил жонглировать. После стольких недель пребывания вдали от своих спутников он рад был увидеть хотя бы хьорта.

– Значит, это ты проходил по полю стаджи? – спросил Валентин.

Виноркис кивнул.

– В последние дни я несколько раз видел тебя, мой лорд. Но терраса так велика, я никак не мог подойти ближе. Когда ты прибыл?

– Через неделю после тебя. Кто еще из наших здесь?

– Вроде бы никого, – ответил хьорт. – Был Шанамир, но ушел дальше. Как вижу, ты не утратил своего умения жонглировать, мой лорд. Кто твой партнер?

– Человек из Пилиплока. Быстрые руки.

– И язык тоже?

Валентин нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты говорил ему что-нибудь о своем прошлом или будущем, мой лорд?

– Конечно нет! – Валентин уставился на хьорта. – Нет, Виноркис! Как могут оказаться шпионы короналя на Острове Повелительницы Снов?

– А почему нет? Разве так трудно сюда проникнуть?

– Но почему ты подозреваешь…

– Прошлой ночью, после того как я мельком увидел тебя на поле, я пришел сюда и поспрашивал о тебе. Один из тех, с кем я разговаривал, был твой новый знакомый, мой лорд. Я спросил его, знает ли он тебя, и он тут же начал допрашивать меня: друзья ли мы с тобой, знал ли я тебя в Пидруиде, почему мы пришли на Остров и так далее. Я не люблю, мой лорд, когда чужаки задают вопросы, особенно здесь, где учат держаться в стороне от других.

– Быть может, ты излишне подозрителен, Виноркис?

– Может быть. Но в любом случае остерегайся, мой лорд.

– Я так и сделаю. Он не узнает от меня ничего, кроме того, что уже узнал. А знает он лишь то, что я жонглер.

– Может, он уже слишком много знает о тебе, – угрюмо пробурчал хьорт. – Но мы последим за ним, как он следит за тобой.

Известие, что даже здесь он, возможно, находится под наблюдением, расстроило Валентина. Неужели и здесь нет убежища? Ах, если бы рядом были Слит или Делиамбер! Ведь когда Валентин приблизится к Хозяйке Острова и, таким образом, станет угрозой для узурпатора, шпион может превратиться в убийцу.

Но Валентину казалось, что он никогда не окажется рядом с ней. Прошла еще одна точно такая же, как все другие, неделя. Когда Валентин уже готов был поверить, что останется на террасе Вступления до конца своих дней, и, надо сказать, в общем-то это уже его не волновало, его вызвали с поля и велели приготовиться к переходу на террасу Зеркал.

Третья терраса была головокружительно прекрасна. Блеск ее напомнил Валентину Дюлорн. Она прилепилась к основанию Второго утеса – неприступной вертикальной стены белого камня, казавшейся незыблемым барьером для дальнейшего продвижения внутрь, а когда солнце освещало западную сторону утеса, от отраженного света слепило глаза и захватывало дух. Террасу окружали зеркала – громадные, грубо вырезанные плиты из полированного черного камня, укрепленные в грунте. Они были установлены повсюду, так что куда бы любой из обитателей террасы ни бросил взгляд, он немедленно встречался глазами с собственным отражением, озаренным таинственным, исходящим изнутри камня светом.