Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И пошел с царем и всеми чинами в Соборную церковь, и было там наречение нового патриарха.
Через день, 25 июля, митрополит казанский и свияжский Корнилий рукоположил Никона в патриархи. Постановление на престол совершалось чинно и пышно, и самой Византии не уступая в торжественности и великолепии.
А потом, как водится, был царский пир за царским столом.
В конце пира Никон пошел от стола красным крыльцом к церкви Благовещенья и, сойдя с паперти, сел на осла и объехал вокруг Кремля и Китай-города. По возвращении в палаты он был пожалован царем серебряным кубком, десятью аршинами золотого атласа и десятью аршинами камки и сорока соболями.
Так началась эпоха Никона, столь жданная государем, столь ему желанная. Безвременью и безволию в Московском царстве пришел конец.
2
Роксанда кружилась по комнате и пела:
Молодец, Иван, молодец!
Пидрубав вишеньку пид корнец.
Комнатные девушки посыпали ее покои голубыми цветами розмарина, чтобы все было так, как в украинской хоте.
— И на меня! И на меня! — кружилась Роксанда. — Сыпьте, не жалейте! Я обернусь мавкою!
Подбежала к Иляне, обняла ее:
— Как славно пахнет. Я непременно буду жить в хате.
Одернула на себе плахту, уперла руки в боки:
— Гожусь?
Иляна улыбалась.
— Никогда не видела тебя такой счастливой.
— Потому что я не была счастливой. А теперь я — счастливая. Мой будущий муж — великий казак! От него все мои прежние женихи бегали сломя голову, а старый Калиновский и вовсе голову потерял.
Эмилия подняла руку:
— Слышите?
В отворенные окна долетала обжигающая ноги молдаванеска.
— Люди пляшут, — сказала Эмилия.
— С чего они пляшут? — спросила Роксанда. — Не праздник.
— Радуются. Нашествия не будет.
— Вот видишь, Иляна, какая у меня свадьба? — воскликнула Роксанда. — Одно дело — когда во дворце праздник, и совсем другое дело — когда праздник у всего народа. У меня знаешь какая мысль села на голову?
Иляна засмеялась. Они все теперь учили украинский язык, даже Домна Тодора.
— Думки обсилы голову, — поправила княжну Иляна.
— Вот-вот — обсилы. Я рожу Тимошу — двойню!
— Так уж и двойню?
— Двойню! Как это по-украински?
— Не знаю.
— Позовите бабку Зозулю.
Тотчас кликнули старуху-украинку, которая учила княжну и ее подруг языку.
— Двойня? Да так и будет: двийнята или еще блызнята. А ты что это загадываешь-то? Замуж еще не вышла, а загадываешь? — сказала старуха строго.
Роксанда смутилась.
— Скажи, как по-украински — краснеть? — выручила подругу Иляна.
— Червониты по сами вуха, а можно и по-другому сказать — червониты по саме волосся… К матери твоей, к Домне Тодоре, кобзаря доставили. Думы поет.
— Так что же мы здесь сидим?! — всполошилась Роксанда. — Я очень, очень хочу послушать казацкие думы. Скорее, скорее!
Подняла свою девичью стаю, полетела на половину Домны Тодоры.
3
На свадьбу свою шел Тимош, как на войну. Опасался нападения литовского гетмана Януша Радзивилла.
Толмач Георгий, в своем деле человек умелый, съездил в очередной раз в Яссы, привез не только договор о дне свадьбы, трех бояр-заложников, но и всякие тайные вести.
Валашский господарь Матей Бессараб сговаривался с венгерским князем Ракоци и с литовским гетманом Янушем Радзивиллом о совместном выступлении против господаря Лупу и гетмана Хмельницкого. В союзе Молдавии и Войска Запорожского Матей Бессараб и Ракоци видели для себя угрозу. У Радзивилла с казаками были свои счеты. Василий Лупу переслал с Георгием письмо литовского гетмана. Радзивилл писал: «…изволь, ваша господарская милость, ведати, что кровопролитие великое имеет быть. Будет бой последний. Либо полякам погибель, либо Руси. Если победят поляки, тогда вконец погибнет род и вера русская и вся Украина с великою жалостью сердца людского испустошена будет. Вся прибыль достанется поганым татарам и туркам. А если победят казаки, то уж лучше казачьей нужи и мучительства погибель и нужа от цесаря немецкого и от шведов. Итак, монархия короны Польской, из давнего века будучи по всему свету славна, попадет в подданство». И разумеется, литовский гетман не желал погибели Польской короны.
Имея под рукой десять тысяч отборного казачьего войска, 18 августа Тимош Хмельницкий подошел к городу Сороки на Днестре. Здесь его приветствовал посол молдавского господаря великий дворник Тома. В замке был устроен торжественный обед.
Золотой, как фазан, Тома сказал заздравную речь и принялся перечислять припасы, которые он привез для угощения казачьего начальника и его ближних людей. Тимош глядел себе под ноги, слушая перевод.
— А теперь прошу вашу милость подойти к окну! — Тома просиял, заранее надеясь, что сюрприз понравится молодому казаку.
Тимош вышел из-за стола: на площади, под окнами, запряженная в шестерку белоснежных лошадей, сияла, как ларец для женских украшений, золоченая карета.
— На этой карете вашу милость повезут в Яссы, — сказал Тома.
Тимош тотчас пошел прочь на свое место.
— Скажи ему, — бросил Георгию на ходу, — у меня конь есть, на своем доеду. А он пусть едет в Ямполь в ставку моего отца. Будет заложником.
Тома, старый придворный, принял грубость, как награду.
— Я слышал об этой удивительной верности казаков своим лошадям. Однако у меня тоже будет просьба к вашей милости. В Яссах вашу милость ждут как гостя. Прибытие столь большого войска будет выглядеть нашествием. Поезжайте в Яссы со свитой.
Тимош слушал боярина хмуро.
— Пусть его господарская милость пришлет в заложники своего брата, тогда я подумаю, всех ли казаков взять с собой в Яссы или половину.
Только 26 августа, когда молдавский гетман, брат Василия Лупу, прибыл в Ямполь, в стан Богдана Хмельницкого, Тимош переправился через Днестр с тремя тысячами запорожцев. Ночевали в Бельцах и Каушанах, в пятницу подошли к Яссам.
Рядом с Тимошем ехали генеральный писарь Выговский, полковник Федоренко, друг парубоцких забав Карых и толмач Георгий.
Все три тысячи запорожцев подобрались один к одному. Здесь были рубаки, ходившие во Францию вместе с Кривоносом, и те, кто сражался на Желтых Водах и под Берестечком, герои, бравшие Полонное, Бар, Старо-Константинов, битые в Красном, сидевшие в Виннице, в Стене, ходившие в посольствах в Москву и в Истамбул.
Славное было войско. Но зато какое